Сергей Таск - Тайна рыжего кота. Роман-детектив для детей от 7 до 107

– Ну а вы, мистер Фикс? – продолжал между тем Бэрр невозмутимо. – Вам не кажется, что ваше расследование несколько затянулось?

Детектив вынул изо рта трубку.

– В этом повинны вы, господин магистр, – сказал он. – Вы мастер запутывать следы.

Маг был польщен и даже не потребовал, чтобы к нему обращались согласно этикету.

– Я также не виноват в том, – продолжал детектив, – что гласный преступник обманом захватил судейское кресло. Подождите, я не кончил. Да, формально вы правы: не мое это дело – вмешиваться в настоящую жизнь. Но я не жалею о том, что вышел за рамки. Если я помог своим друзьям раскрыть хотя бы часть совершенных вами злодеяний и восстановить справедливость, никакой приговор не покажется мне слишком суровым. Даже если меня сотрут с картины тряпкой, намоченной в скипидаре. Камилла на свободе. Ради одного этого стоило рискнуть.

– Какое благородство! – В голове Бэрра звучала издевка. – Спасибо за это вам никто не скажет, не надейтесь.

– Почему?

Все повернулись на женский голос. На пороге мастерской стояла Камилла. Она вошла так тихо, что ее шагов никто не услышал.

– Почему? – Она смотрела на сыщика. – Я очень благодарна вам, Фикс, за вашу преданность и постараюсь доказать, что это не просто слова.

Появление Камиллы в один миг преобразило Бэрра. Его просто-таки перекосило от злости. Однако он сумел взять себя в руки, чтобы довести процесс до конца.

– Тем лучше, – он выдавил улыбку. – То, что вы скоро увидите, надеюсь, доставит вам несколько приятных минут.

Он встал.

– Преступление, которое совершили те, кого мы сегодня судим, пусть не покажется кому-нибудь невинной шалостью. Эти четверо посягнули на основу основ – существующие устои – и потому заслуживают самого сурового наказания. Вообразим, что их примеру последовали другие. И вот уже людоеды разгуливают по улицам Лондона и Парижа, вампиры как комары влетают в открытые окна, и ведьма превращаем пухленького ребенка в какого-нибудь гадкого паука…

При этих словах возле туалетного столика раздался грохот – это Афрозина, колдовавшая над своей красотой, выронила фарфоровую пудреницу.

Бэрр продолжал:

– …Или у моего лимузина начнется зуд в колесах, и он примется давить всех на своем пути… – Он мельком выглянул в окно, проверяя, на месте ли его черный автомобиль. – Да я лучше домой пешком пойду, чем допущу такое безобразие! Если сегодня мы не осудим этот произвол, завтра будет поздно! Итак, приговор…

Он сделал эффектную паузу.

– Бьюти и Кэнди заключаются в раму навечно. Рыцарь Чард де Ниорд должен быть отгорожен от мира тюремной решеткой. Что касается мистера Фикса, суд учел его пожелание: с помощью скипидара он будет стерт с картины. К сожалению, отсутствует, может быть, гласный преступник, скрывающийся под разными личинами. Я говорю о коте, он же Фосс, он же Пип, он же… гм, неважно. Суд заочно приговаривает его к полной безвестности. Его имя будет уничтожено, и если он вернется на картину, для вех он станет обыкновенным котом без роду, без племени… Зина, ты здесь?

– Здесь, ваше мракобесие.

Ведьма материализовалась.

– Приведи приговор в исполнение.

Афрозина опасливо покосилась на Рыцаря, обнажившего свой меч.

– Может, вы их, того… – Она открыла флакон с духами, и жидкость испарилась на глазах.

– Тогда я и тебя того, – посуровел маг. – Или ты забыла, что тебя тоже когда-то нарисовали?

Ведьма вздрогнула – в устах Бэрра это была не пустая угроза. Афрозина повела себя странно: она вытянула вперед ладони и легко, одними пальцами поманила к себе Рыцаря. Тот выронил меч и послушно пошел к ней. Но шел он, оказывается, не к ней. Повинуясь взгляду ведьмы, Чард прошел мимо нее, и тут только стало ясно, что направляется он… в картину.

– Чард? – тревожно окликнула его Бьюти.

– Папочка! – позвала Кэнди.

Он словно не слышал. Двигался как во сне. Вот он взялся за раму…

– Нет! – раздался вдруг голос Флокси.

Афрозина невольно отвлеклась, и ее гипнотическая власть над Рыцарем потеряла силу. Он с удивлением огляделся.

– Что это значит? – раздраженно спросил маг.

– Вы напомнили нам один закон, – сказала Флокси, – но забыли упомянуть другой. Закон творчества. А он гласит: «Творение художника неподвластно никому, кроме него самого». Никому, понимаете? Даже дьяволу. А это значит, что картины, написанные мной, должны обрести свой первоначальный вид.

– Я вас не понимаю…

– Вы отлично меня понимаете, господин магистр. Прежде всего, в картины вернутся все персонажи. Все. Включая Афрозину. И никакого произвола в виде тюремной решетки или стертой фигуры. Иначе… пеняйте на себя.