Вера Головачёва - Нескучные каникулы

– Зинку держи!!!

Артемка вздрогнул: откуда силы у деда? А Димка радостно вскочил на ноги. Вот это по его, это он понимает. Не то что крутиться на мельнице.

– Заходи справа, – входя в азарт, гаркнул он Артему.

Тот, не успев опомниться, попятился спиной вправо, не сводя глаз с животного. Дед Демьян, совершенно забыв о недавнем своем недомогании, напирал с тыла. Коза чувствовала – обложили, но расставаться с только что приобретенной свободой, лишь только почувствовав ее вкус, не собиралась. Она решила бороться до конца.

– Смотри, она у деда бешенная, – предупредил Артемку друг.

«Этого еще не хватало», – подумал мальчишка, но не ушел с правого фланга.

– Кать, кать, кать, – звал дед Демьян свою животинку, протягивая ладонь, сложенную щепотью.

«Катя или Зина?» – не понял Артем.

Коза высунула в ответ язык и ядовито, как девчонки на перемене, сказала:

– Бе-е!

Но дед Демьян был старик не промах. Коварно выставив правую ногу вперед, он потихоньку пододвинул ее к лежавшему на земле одному концу веревки, которой была окольцована шея Зинки, быстро наступил на нее и крикнул:

– Навались!

И ребята навалились. Первое время нельзя было понять, кто есть кто в образовавшейся свалке. Все четверо барахтали руками, ногами и копытами в воздухе.

– Дедка Демьян, ты мне волосы защемил!

– Ничого, Димка, ничого. Зинку поймаем, отпущу.

Наконец, от кучи отделился Димка, затем дед Демьян, и последний слез с козы Артем. Зинка сердито поглядывала на людей. Она чувствовала, как от злобы у нее внутри скисает молоко. Артем, перестав заботиться о своих клевых шортах, сел прямо на траву и вытер со лба пот. Ну и дурака же он свалял! Какого связался с этими ненормальными?

Старик отдышался и сказал мальчику:

– А похож ты, бестия, на старого мельника. Ой как похож.

– Да ты че, дедка Демьян, – удивился Димка, – ты его видел, что ли?

– Видал, – усаживаясь поудобнее рядом с Артемом, мечтательно сказал старик. Он уже погрузился в свое прошлое и размеренно начал рассказ, – видал, ребятки. Было мне тогда вот как и вам, лет девять.

«Вот это ничего себе», – обиделся про себя Артемка, но перебивать не стал.

"Было мне тогда вот как и вам, лет девять. Тяжелые времена были, единоличные. Зажиточных крестьян мало было, а батраков – хоть прореживай. Мельница наша тогда не в пример теперешнего – добрая стояла, крепкая. И мельник молодой был, хороший. Чуб кудрявый, смоляной из-под картуза торчал, всем парням нашим на зависть.. Все бабы у деревни по нему сохли. Но он их ни-ни, не любил. А все потому, что нравилась ему одна молодка, кулака нашего Поликарпа дочка. Уж до чего ж красная краля! Да только Поликарп ее готовил не для голоштанного какого мельника. Да. Как же его звали? А не важно.

Уж мельник бился-бился на своей мельнице с утра до вечера, каждую копейку не тратил, в сундук складывал, чтобы засватать свою ненаглядную. А денег все не прибавлялось. Черти про то дело-т и прослышали. Всем известно, что они обитают по рекам вблизи мельниц всяких. Им услышать такое – раз плюнуть. Возрадовались тут их черные душонки, сидят они у себя на дне в тине да ряске и смеются: «Погубим мы нашего мельника!» Вынырнул младший чертенок и давай парня соблазнять. Мол, знаю, деньги тебе нужны, а у нас как раз завалялось немного, враз для тебя. Но мельник наш не из тех попался, огрел чертеняку оглоблей и дальше мелет себе, зарабатывает.

На том бы все и порешилось, но старшие черти младшого-то засмеяли – простого мельника охомутать не смог. Тут чертеняка опять-то и выскочил наружу. И давай по новой – продай душу, да продай. А тот ни в какую. Крепкий попался. Кремень парень. А чертяка ему, не любишь, мол, значит ты свою Параскевью, коль ради нее души тебе жалко. Вот этим и взял молодца. Осерчал сильно мельник на чертеняку, говорит, люблю, мол, и на ему на стол душу. Тот хвать – пока не опомнился, и в воду.

С тех пор денег у мельника стало – лопатой греби, не выгребешь. Поликарп аж сам к нему приходил свою Параскевью предлагать. Да только не по адресу. На кой она парню без души-то, только лишний рот да забота. Проводил он Поликарпа со двора, хорошо проводил, под зад. Как счас помню. И давай молоть, чтоб еще деньжонок себе прибавить. Вот. Так всю жизть и прожил один, как куркуль. Все деньги собирал да копил, на себя не тратил. До самой смерти в лохмотьях ходил, а копейки да гривенные в сундук складывал.

И после смерти успокоиться мельник не может. Без души-т его ни в ад, ни того паче, в рай не пускают. Потому он и ходит по земле привидением бестелесным. А ночью заглядывает в свою мельницу, крутит колесо и деньги в сундуке пересчитывает. Говорят там они у него, горемычного, спрятаны".