Мария Некрасова: Вечеринка для нечисти

Веня помешивал кашу. Арсений рядом колдовал со специями и приставал с разговорами:

– Вень, тебе сколько до растворения осталось?

– Веков десять. А что?

– Так. Мне меньше. Я все думаю, как это будет…

– Как у всех, – пожал плечами Веня. – Станешь воздухом, будут тебя портить…

– Я серьезно!

– Если серьезно, то говорят, все, как при жизни: шатаешься по своему дому, все видишь, все слышишь. Только повлиять ни на что не можешь, потому что ты уже бесплотный.

– А кто может?

– Новый домовой, конечно. Только по мне, лучше бы этого не видеть!

– Да уж! – Арсений попробовал кашу, покривился и с удовольствием отметил: – То, что надо! Это я про кашу. В новых домовых не очень-то мне верится.

– Это потому, что они быстро в колонию попадают по неопытности.

– А-а!

Арся сам выбрал больную тему для разговора и теперь, наверное, жалел. Его хозяйка жила одна, если не считать, конечно, Арсения с кошкой. Пожалеешь тут!

– Слышь, Вень! А кошка?

– Что кошка? Кошка всегда с домовым, сам знаешь.

– И даже…

– Ну да.

– Странно, а говорят, они живут недолго…

– Слушай больше! Когда срок подходит, они просто обретают новую форму. – Веня снял котелок и пошел кормить моль. Арсений, конечно хороший домовик, но и без него тошно.

Я не понял, откуда взялась эта надпись: неужели Мишка набезобразил? Она проступала прямо на глазах, что ли у братца какие-то новые прикольные мелки? Есть же чернила-невидимки: пишешь – не видно, посветишь специальным фонариком – вот они, надписи.

– Миха! Ми-иха!

Спит, что ли?

– Чего тебе?

– Глянь, твоя работа?

– Где?

– Да вот же! – Буквы были с кирпич каждая, не заметить трудно.

– Я не вижу!

– Не прикидывайся! Чем это теперь оттирать прикажешь? Мне родители голову оторвут!

– Что оттирать? – Мишка сел на кровати и сделал круглые глаза, как будто не врет и совсем– совсем не видит злополучной надписи.

– Смотри же! – Я ткнул пальцем в потолок и посмотрел сам. «Здравствуй» уже не было. Проступила другая надпись: «Отстань от брата». Ничего себе, прикол!

– Что оттирать-то? – Мишка не поленился слезть с кровати и забраться ко мне. – Нет тут ничего! Спи. У меня у самого точки перед глазами, это все от переезда.

– М-да?

– Точно говорю!

– Ладно, извини. Ложись.

Братец послушно запрыгнул на место. А потолок не унимался: «У тебя богарт в шкафу. Прогони, а то штанов недосчитаешься. И где кошка?»

– Какой богарт? В деревне оставили…

«Не пойдет, – написалось на потолке, – завтра же привези, а то худо будет».

Это как, интересно?! В деревню за кошкой так запросто смотаться одному?! Да кем этот потолок себя возомнил?!

– Ладно, сам пришлю. Ты богарта прогони!

Сам? Пришлю? Что за новости? Ладно, где богарт?

Я спрыгнул с кровати и открыл дверцу шкафа. На полке среди сложенной одежды сидело нечто. Видели когда-нибудь бомжа? Я штук сто видел, пока мы с вокзала сюда приехали. Так вот: этот, на полке, был точно такой же, только маленький. Увидев меня, он завопил:

– Занято! – И захлопнул дверцу.

Мишка присел на кровати:

– Димон, хорош дверьми хлопать! Я спать хочу!

– Извини…

Я снова открыл шкаф:

– Ты чего здесь? Кыш отсюда!

– Сам кыш! – Богарт примерял мои джинсы. В каждую штанину могло бы поместиться четверо таких, как он, но богарта это не останавливало. Кряхтя и стеная, он застегивал «молнию», обеими руками тянул за бегунок, но у него ничего не получалось.

– Чего уставился?! Помоги!

– А больше ты ничего не хочешь? – Я тряхнул джинсы, и богарт провалился в штанину. Так, и что с ним теперь делать?! Держа штанину за оба конца, чтобы этот мини-бомж не выбрался, я подошел к кровати. «В окно», – подсказал потолок. В окно так в окно. Первый этаж, не разобьется.

– Хулиган! – вякнул бомжик, улетая в темноту.

– Закрой, Димон, холодно! – проворчал сонный Мишка.

– Что это было, потолок?

«Богарт».

– Спасибо за объяснение.

«Не ехидничай. В твоем доме полно бесенят и четыре мышки. Крупа кончается. А ты полеживаешь себе. Управа по головке не погладит!»

– Каких бесенят? Какая управа? – Я ни черта не понял (да и кто понял бы на моем месте?!). А под шкафом захихикало.

Я как стоял, так и принял положение «упор лежа», заглянул под шкаф – никого. Хихикало уже под столом. Я не гордый, я заглянул – никого. Теперь хихикало где-то на карнизе. Оно издевается?

«Бесенята!» – написалось на потолке. Как будто это могло что-то объяснить.