Мария Некрасова: Вечеринка для нечисти

Веня со злостью пнул табурет в прихожей у зеркала (зеркало увезли, так что теперь просто табурет в прихожей) и уселся на пол. Уехали. Неизвестно куда, непонятно зачем. Что с ними теперь будет?! Время сейчас неспокойное, без домового – не жизнь. Богарты последние двести лет совсем осатанели, ладно бы просто воровали молоко, так нет! Им надо и по стенам пошуршать ночью, пугая детей, и болезнь наслать, и мор на скотину, и что похуже! Сосед – Арсений в тот год сплоховал: только за калитку отошел посмотреть, не идут ли коровы с пастбища, так в доме пожар случился. Две минуты всего домового не было!

…А хозяйка уехала и детей забрала.

– Венантий, пройдемте! – Бабай уже взял кошку на поводок (тоже преступницу нашел: она ж не виновата, она с Веней, куда домовой, туда и она) и приглашающе звенел кандалами. У Вени закололо в боку, даром, что сердца нет. «Прой-дем-те!» – нечисть лесная! Ему лишь бы виновные были наказаны, а виноваты ли они взаправду и что теперь будет с хозяйкой – так наплевать! И попробуй объясни, что спал, что уехали все неожиданно, что с собой-то его, Веню, не позвали, – слушать не будет! Хозяйку жаль, она не виновата, что дура. Жаль детей-разрушителей, богарты их не щадят.

Веня сделал несколько шагов к бабаю и отчаянно попытался спасти положение:

– Я догоню. Я найду их! В доме должны были остаться записи, хоть бумажка с адресом, я, видимо, проглядел, больно неожиданно все. Пропадут же без меня! Хоть день мне дайте, я догоню!

– Раньше надо было думать! – Бабай защелкнул на Вене кандалы. – Примеряй, Венантий, железные лапти, не тушуйся. О твоей хозяйке позаботятся.

– Кто?

– Что значит: «Кто?», закона не знаем?!

Закон Веня знал, но от этого было не легче.

Вот некоторые говорят одно, делают другое, детям объясняют третье, а потом еще удивляются: почему я запираюсь на чердаке вместо того, чтобы помогать родному муравейнику складывать вещи. Это все бабуля учудила вчера: вскочила посреди ночи, да ка-ак завопит: «Едем, братва! (Ох уж эти сериалы про бандитов!) Хватит родителям одним в Москве прохлаждаться, едем!». Мишка, например, с печки свалился, но он маленький, ему можно. Ольгуха, как самая старшая, послушно начала собираться и только тихо бурчала под нос такие слова, какие нам с Мишкой знать еще не положено. Но на то она и старшая, чтобы высказывать свое мнение по каждому поднятому вопросу. А я вот не мог ни с печки свалиться, ни даже высказать все, что думаю о происходящем, так что пришлось запираться на чердаке.

Бабка взбесилась. Она сразу оставила все неотложные сборы и принялась ломиться на чердак, вопя, что отдала мне свои лучшие годы.

Лучшими годами, как я понял, считаются первые годы пенсии, когда работать уже не надо, а ходить по врачам, с пяти утра занимая очередь в поликлинике, еще стыдно, да и не хочется. Тогда у человека появляется масса свободного времени, которое можно посвятить любимым внукам. Что наша бабушка и делала последние шесть лет. Так получилось.

Родители уехали в Москву через полгода после рождения Мишки, чтобы, как они сказали, обеспечить детям нормальное будущее. Я тогда только пошел в первый класс, и будущее без родителей, зато с Ольгухой, бабушкой и Мишкой мне понравилось.

Просыпаться каждое утро в школу было необязательно: Мишка сам будил нас в пять утра, оглушительным ревом требуя завтрак в постель. Бабуля вскакивала и бежала через комнату к Мишкиной кроватке, попутно стаскивая одеяла с меня и Ольгухи. Сестра уже училась в шестом, и ей хватало ума не варить с утра эту мерзкую кашу. Она делала по паре бутербродов себе и мне, и мы отправлялись в школу. Уроки у меня тоже никто не проверял: Ольгухе со своими бы разобраться, а бабушка была занята Мишкой – некогда. Гуляли мы дотемна, а могли бы и до утра: замученная Мишкой бабушка не заметила бы нашего отсутствия.

И вот вся эта малина оборвалась в один прекрасный день одним прекрасным родительским звонком. Мама заявила, что раз у них с отцом есть жилье и работа в Москве, то и нам, четверым, в деревне делать нечего. Ольге в институт надо, да и мне пойдет на пользу обучение в московской школе. Про Мишку ничего не сказала, ему в школу только через год, но суть была ясна: прощай, спокойная жизнь!

Бабушка сперва взбунтовалась. Она заявила, что ни за что не отпустит детей «в этот бандитский город, где на дискотеках до утра попой дергают, а корову подоить не умеют»; что экология в Москве ужасная, и Мишка вырастет уродом, а мы с Ольгухой – просто балбесами; что она привыкла за скотиной ходить, а не бутылки по помойкам собирать, и еще много-много чего. Насчет скотины бабушка, конечно преувеличила: у нас к тому времени из всей скотины осталась только кошка, но сути это не меняло. Я подслушивал разговор и с удовольствием понял: бабушка никуда ехать не собирается.