Николай Поливин - Корабельная сторона

Неподалеку от низенького, в три ступени, крыльца был врыт турник. Под ним лежала двухпудовая гиря.

Сенька по оттяжке добрался до перекладины и, зацепившись за нее правой ногой, дважды провернул «колесо». Кимка попробовал повторить этот фокус, но неудачно.

— Корма тяжела, — констатировал Сенька.

— Я больше балуюсь гирями, — Кимка схватился рукой за двухпудовик и, оттопырив нижнюю губу, дернул. Гиря слегка покачнулась, но с места не сдвинулась. А Соколиный Глаз, ойкнув, пояснил:

— Растяжение. А так я ее правой запросто...

Кончик утиного носа Мстителя дрогнул, словно его владелец силился удержать смех. Кимка подозрительно посмотрел на приятеля: «Нет, вроде не смеется...»

— Кимка, давай забаррикадируем «кумовьям» дверь.

— Давай. А чем?

— Гирей.

Соколиный Глаз опасливо покосился на двухпудовик, но Сенька успокоил:

— Я же понимаю, что у тебя растяжение... А мы ее вдвоем, а?

— Вдвоем, конечно, можно. А то рука...

Приятели, потихоньку прикрыв дверь пожарки,

широко распахнутую из-за жары, привалили гирю.

— Сладких снов, лежебоки! — пожелали мальчишки на прощание и бодро зашагали к заводским корпусам.

Вот и проходная. Но ребята на нее даже глазом не повели. Они еще не настолько «пали» в собственных глазах, чтобы, как все, ходить и выходить в ворота. У них существовали свои тайные лазейки, через которые на территорию завода могли проскальзывать лишь ящерицы да их собратья-мальчишки.

Вот и лаз. Отодвинули доску. В неширокую щель сначала протиснулся Соколиный Глаз, потом Мститель. Доске возвратили первоначальное положение. Никто этой проделки не заметил, а если бы и заметил, махнул бы рукой — все равно от этих проклятых мальчишек не отгородишься ни забором, ни колючей проволокой!

Заводской двор напоминал оазис из арабских сказок. Каких только сокровищ тут не было! Но Кимку с Сенькой они сейчас не интересовали. Глаза ребят слипались от сна.

Возле механического цеха шумел листвой молодой зеленый садик. Тут были и белоствольные раскидистые тополя, и коричневые кружевные акации, и грациозные плакучие ивушки, и сладковато-приторный тутовник. Корневища деревьев утопали в роскошном клевере.

Мальчики, жмурясь от счастья, растянулись под топольком и мгновенно захрапели.

Заливистый гудок разбудил их ровно за десять минут до начала работы. Сладко потянувшись и протерев глаза рукавом, Сенька нехотя поплелся в цех, строго наказав Кимке:

— Побудь здесь, никуда ни шагу! К обеду вернусь. — И с гордостью закончил. — Гаечный ключ завершать буду. Работа ой-ой какая точная!

— Здорово! — позавидовал Кимка. — А пистолет ты выточить можешь?

— Могу. Только сталь особую надо и чертежи... — Сенька присел на корточки и начал на земле палочкой вычерчивать детали пистолета. Проплыла красивая белокурая девушка в красной косынке.

— Сенечка, поторапливайся! — бросила она.

— Видал-миндал? — подмигнул Мститель. — Это Лена. Работает вместе со мной. Красивая?

Кимка даже бровью не повел.

— Комсомолка. Член заводского комитета, — продолжал Сенька, — отчаянная!

Кимка сморщился, будто разгрыз гнилой орех, всем своим видом показывая, что «отчаянная» к девчонке относиться не может. Но вслух перечить не стал, даже поддакнул:

— Рахат-лукум, а не девка! — И он закатил хитрющие глаза.

Сенька расхохотался и легонько ткнул приятеля кулаком в бок.

Снова запел гудок, и Сенька улепетнул в цех.

Из открытых окон полилась вдохновенная песня труда: зажужжали токарные станки, защелкали длинными ременными языками трансмиссии, зашуршали, тоненько позвякивая, металлические стружки...

— Хорошо жить на свете! — Кимка вдохнул полной грудью ароматный утренний воздух. И надо же: в таком вот расчудесном мире обретаются всякие Степки Могилы и Чемодан Чемодановичи! — Вспомнился фильм «Болотные солдаты». Концлагерь. Арестованные германские коммунисты. Злобствующая охрана в черных мундирах. Сейчас эти палачи воюют в Испании с испанским народом. И до чего же обидно, что им с Санькой было категорически отказано в поездке добровольцами на фронт, уж они бы там показали фашистскому отродью! Да, поздновато родились они на свет. Северный полюс и тот завоеван старшими. Ну где же тут проявишь свое геройство!

Кимка достал из бездонных карманов галифе газету с портретом Чкалова. Эту реликвию Соколиный Глаз выменял у соседского мальчишки на самопал и берег теперь особенно свято. Разгладив портрет ладошкой, полюбовался им. Прищурился. Отвел газетный лист на вытянутую руку и... чудо! С газетной страницы на него глянули знакомые ребячьи рожицы.