Дмитрий Щеглов - «Златник» князя Владимира

Я смотрел на огромную бучилку и думал: «Какой же глубокой верой надо обладать, чтобы так смело предсказывать местонахождение клада по небольшой вмятине на карте, но самое главное, не предсказывать, а иметь терпение и охоту раскапывать то, чего нет в природе. Как психиатр в сумасшедшем доме смотрит на своих пациентов, так и я смотрел на своих друзей.

Данила вернулся к первой отметке, к кружку очерченному на сухой земле. Он плюнул на руки и, схватив лопату, воткнул ее в землю. Я усмехнулся. Лопата сама не копала.

Отсюда с Кручи, сверху открывался великолепный вид, на текущую внизу реку. Она подковой изгибалась под стенами монастыря и серебристой лентой терялась вдали. Я повернулся в сторону кладокопателя. Комья земли так и летели из-под лопаты Данилы. Он постепенно как крот зарывался в землю.

– А глубоко зарыт твой клад, сколько копать надо? – с явной издевкой спросил я приятеля, на минуту остановившегося передохнуть.

Данила стоял в яме уже по пояс, но охотку еще не сбил. Настя с укоризной посмотрела на меня бездельника и успокоила Данилу:

– Сверху как всегда идет культурный слой. Каждый век земля нарастает приблизительно по метру. Если ты, Данила, сейчас выкопал ямку глубиной в метр, значит, достиг девятнадцатого века.

Я со смеху распластался по траве.

– Получается, по-твоему, если клад зарыли в пятнадцатом веке, он должен выкопать колодец глубиной в пять метров, чтобы найти его?

Данила внимательно прислушивался к нашему разговору. Яма такой глубины, по всей вероятности его не устроила, и он задал встречный вопрос.

– Что, еще за культурный слой? Откуда он здесь, собственно говоря? Тут только козы и коровы могли пастись. Кроме навоза ничего не должно быть.

– А это и есть культурный слой, – разочаровала его Настя. – Вся грязь и навоз, что собирается за столетия и нарастает толстым слоем и называется культурной. Я видела на экскурсии в Вологде, раскопки двенадцатого века велись на глубине шести метров. Так, что если клад зарыли в четырнадцатом веке, ты Данила должен выкопать еще несколько метров.

Данила, опершись о лопату, стоял и что-то прикидывал. Ему явно не нравились Настины расчеты. С местом, где копать, я так понял, он был согласен, а вот глубина ямы сразила его, независимо оттого, что Настя не назвала количество метров. И так было ясно, что цифра колебалась у пятиметровой отметки.

– Не может такого быть, – успокоил он сам себя, – монахи, не такие дурни были, чтобы его закапывать, на такую глубину. Закопать, положим, закопаешь, а потом попробуй ночью выкопай. А если ошибешься местом, или забудешь? Нет, клад должен быть на глубине человеческого роста и не более. Притом, здесь место такое, что выдувается ветрами.

И вдруг он совсем успокоился и рассмеялся.

– Смотрите, если бы здесь был культурный слой, и он нарастал бы каждые сто лет по метру, то монастырская стена давно бы была под землей. А она, вот стоит. Ее, между прочим, в четырнадцатом веке возвели, на моей карте стена была… Ничего, – успокоил он сам себя, – немного осталось, еще пол метра и все, клад наш.

Мне бы его уверенность. Я сунул в рот травинку. Хорошо лежать напротив и наблюдать, как кто-то другой роет яму. Но половить кайф мне не удалось. На меня взъелась Настя.

– Друг называется. Нет, чтобы помочь, он лежит и зубоскалит, издевается. Было бы сейчас две лопаты, мы и второй клад заодно раскопали.

Она подлетела ко мне и стала поднимать с земли.

– Данила, уступи ему лопату, пусть немного пороет, а то все бока отлежал.

Я заартачился.

– Не понимаю, почему надо копать здесь, а не на территории монастыря, – Я нехотя встал. – Черт с вами, выкопаю на один штык, но не больше. Найдем сундук, хорошо. Не найдем, не обеднеем.

Но спуститься сразу в яму мне не удалось. По тропинке вьющейся по Круче шел в нашу сторону Фитиль, нагловатый, хитрый и жадный до невозможности местный хулиган. Вечно он путается у нас под ногами. У него нюх, что ли особенный. Не успеем мы начать какое-нибудь дело, как Фитиль тут как тут. С последней нашей встречи прошло не более недели. Фитиль, мне показалось, вытянулся еще больше, и стал походить на пожарную каланчу. В двадцать лет он умудрился вымахать ростом за два с лишним метра. К нам он имел, я так думаю претензии, но время стерло их остроту. Он мог бы конечно затеять с нами сейчас ссору, но лопата в руках Данилы лучше всякого аргумента свидетельствовала о соотношении сил. На хитрой физиономии Фитиля появилось недоуменное выражение, когда он увидел в яме моего приятеля.