Адам Багдай - Тайна замка с привидениями

Чек осторожно раздвинул кусты буйно разросшегося орешника и стал ползком пробираться сквозь упругую чащу. Каждое движение требовало от него точного расчета и незаурядной ловкости.

Затем прибрежные кусты поредели, сменившись высокоствольными деревьями, между которыми раскинулся мягкий моховой ковер. Чек отдышался, ненадолго прижавшись к бархатистому мху, а когда поднял голову, увидел неподалеку — всего лишь на расстоянии хорошего броска—Тирольчика, вернее, согнутые его плечи. Стоя на коленях, тот лопастью весла торопливо рыл в песке яму и был настолько поглощен своей работой, что не замечал ничего вокруг. Рядом с ним лежал тот самый странный металлический предмет, похожий на трубу либо на футляр цилиндрической формы.

Чек сильнее вжался в мох, стараясь не упустить из виду ни одного движения Тирольчика. И тут в живом уме пана инспектора родился совершенно невероятный замысел, показавшийся поначалу чересчур дерзким даже ему самому. Но взглянув еще раз на согнутые плечи Тирольчика, на весло в его руках, судорожно отбрасывающее песок, и на загадочную жестяную трубу, Чек упрямо усмехнулся.

Он стал осторожно отползать назад, метр за метром удаляясь от Тирольчика. Надежно укрывшись за деревьями и почувствовав себя в безопасности, Чек вскочил на ноги и бросился напролом через кусты. Скатившись вниз по склону, он несколько мгновений напряженно прислушивался. Стояла полная тишина, никто его не преследовал… Лишь печально перешептывались камыши, а по чистому блюдечку воды, проглянувшему в камыши, плавала одинокая поганка.

Чек медленно продвигался вдоль откоса, увязая в нагретом песке. Высмотрев в камышах лодку Тирольчика, он добрался до нее вплавь и с радостью ощутил под руками ее почерневший обшарпанный борт. Ухватившись за цепочку, Чек повел лодку за собой по краю камышей. Он брел по пояс в воде, а на глубоких местах плыл на боку, подтягивая лодку за цепочку. Камыш полностью закрывал его. Чека нельзя было заметить даже с высоты обрыва.

Добравшись, наконец, до своей лодки и привязав к ней лодку Тирольчика, Чек перевалился через борт, схватил весла, сделал несколько сильных гребков. Обе лодки вышли на глубину… Он обернулся и посмотрел назад. За волнующимся на ветру камышовым полем виднелась желтая полоска песчаного берега с нависшими над ним густыми ветвями деревьев.

— Порядок, — прошептал Чек и приналег на весла.

«Куда он меня ведет?» Вопрос этот все больше волновал Иолу. Она была вынуждена тащиться за художником в полной темноте. Платок, которым тот завязал ей глаза, впивался в переносицу, стягивал затылок и совершенно не пропускал света. Вспотевшая ладонь, которую крепко сжимал своей рукой художник, точно одеревенела. Шли они, как ей показалось, довольно долго, а путь ничем — ни уклонами, ни поворотами не напоминал ей коридор, ведущий от потайного наружного входа в подземелье. Вместо того чтобы подниматься вверх, Йола и ее проводник спускались вниз по залитой водой дороге, потом шли по проходу, заваленному какими-то обломками, теперь же, согнувшись, пробивались по низкосводчатому коридору. Художник велел Иоле пригнуться, чтобы не удариться головой.

Йола была уже по горло сыта этим изнурительным путешествием и внезапно сильным рывком выдернула руку из ладони художника.

— Куда вы меня ведете? — закричала она, притворно всхлипывая.

Художник снова схватил ее за руку.

Иди, а не то я оставлю тебя здесь.

Я больше не могу… Развяжите платок, у меня кружится голова.

Уже недалеко, потерпишь. — Художник с силой потянул ее за собой.

— Я закричу! — пригрозила Йола, топнув ногой.

Художник сильнее потянул ее за руку, но девочка, не двигаясь с места, подняла отчаянный крик:

— Спасите! Спа…

Художник зажал ей рот ладонью, и попытка крикнуть еще раз не удалась.

— Тише, — в смятении прошептал он. — Говорю тебе, уже близко. Через две минуты будем на месте.

Выбирай: либо ты выходишь из подземелья и возвращаешься домой, либо я оставляю тебя здесь одну… — Он не договорил и вдруг смолк, прислушиваясь.

В наступившей тишине до них явственно донеслись чьи-то приглушенные голоса. Художник потянул Йолу к стене, по-прежнему зажимая ей рот, но девочка чувствовала, что он весь дрожит от страшного напряжения. Голоса, приближаясь, звучали все громче.

Художник не двигался с места, но был, видимо, настолько испуган, что ладонь его ослабела. Почувствовав это, пани инспектор резко дернулась, оторвала ладонь от своих губ и отчаянно завопила: