Пьер Гамарра - Двенадцать тонн бриллиантов

Толстяк бросился на Кристофа, но Кристофа на прежнем месте уже не было. Толстяк растерялся. Он ничего не видел. И вдруг прямо с земли на него что-то налетело. Он почувствовал, как его собираются схватить за ноги, словно при игре в регби. С неожиданной изворотливостью Толстяк отскочил в сторону, и Кристоф уткнулся в каменистую почву. Толстяк, обернувшись, нанес ему сильный удар в затылок. Кристоф застонал и рухнул, выпустив из рук пистолет.

Иоланда резко отделилась от скалы, слившись с которой она стояла.

Толстяк увидел, как она, словно фурия, бросилась к нему. Но тут подоспел Джо Дьевиль. Он крепко обхватил девушку и грубо скрутил ей руки. Она сделала отчаянное усилие, чтобы высвободиться. На голову ей обрушился мощный удар кулака.

— Хватит с нее, Толстяк! — сказал Дьевиль. — Будем надеяться, что мадемуазель теперь немного поумнеет.

— Стой смирно, а то я тебя вообще уложу! — пробурчал Толстяк.

Дьевиль обернулся.

— А где Бебер?

В ответ раздался стон.

Человек в тирольской шляпе, болезненно морщась, придерживал свою правую руку.

— У меня наверняка что-то там сломано…

Иоланда снова попыталась высвободиться, рванувшись к неподвижно лежащему Кристофу.

— Спокойно, красотка! — сказал Толстяк. — Твой приятель просто уснул. Я не хотел его обижать. А теперь в путь!

Кристоф Брюнуа открыл глаза.

Потолок над ним был какого-то желтого цвета.

Время было ночное, раз горела лампа. И было холодно, очень холодно. Где-то за стеной еле слышен был рев ветра и моря.

Кристоф попытался подняться. И сразу почувствовал резкую боль в затылке. Он хотел было дотянуться правой рукой до шеи. Все так затекло, растереть бы… Нет, невозможно!

Потолок был весь в трещинах.

Страшно хотелось пить. Он услышал, как звякнуло стекло, видимо соприкоснувшись с каким-то другим стеклом, и раздалось мелодичное бульканье.

Он попытался повернуться на звук, но в затылок вернулась прежняя боль.

И перед глазами замелькало… Гроза, море, черная дорога, пустынный сад, яркий белый свет фонаря, остановившегося на груде камней…

— Как дела, Кристоф? — услышал он ласковый голос Иоланды.

Он понял, что лежит на кровати в незнакомой комнате. Запястья и лодыжки его связаны веревкой… Незнакомая комната? Да нет.

Это была комната на втором этаже, где Толстяк читал его «Робинзонов с Ориноко».

Кристофу все-таки удалось повернуться на бок.

Он увидел Иоланду. Она сидела на стуле, с руками, связанными за спиной. Ее, значит, тоже связали.

— Ну что, просыпаемся? — насмешливо спросил грубый голос.

За столом, удобно устроившись, сидел Толстяк. Это он наливал себе в стакан виски.

— Ну, — сказал он, — все в порядке. Ждать пришлось недолго. Короткий лечебный сон.

Кристоф посмотрел на девушку.

— Мы здесь давно? — спросил он.

— Да нет, около четверти часа.

— А где остальные?

— Внизу. Дьевиль, наверное, оказывает помощь пострадавшему. Вы, кажется, сломали ему руку…

Толстяка явно раздражало, что они переговариваются, не обращая на него внимания.

— Заткнитесь! — рявкнул он. — Дайте почитать. Роман у мсье получился интересный.

— Что они собираются с нами делать? — спросил Кристоф, оставив без внимания заявление Толстяка.

— Очень скоро мы это узнаем.

— В любом случае далеко они не уйдут, — снова заговорил молодой человек. — Уже сейчас дом, должно быть, окружен. Полиция заняла посты вдоль стен…

Толстяк расхохотался:

— Ты пробуешь блефовать? И воображаешь, что из этого что-нибудь выйдет…

— Я ничего не воображаю, — невозмутимо отозвался Кристоф. — Полиция окружила дом… и я могу прикинуть, во что вам это обойдется. Вооруженное нападение, кража… Может, и на двадцать лет наберется…

— Полиция? Если бы ты был уверен в том, что говоришь, ты бы немедленно позвал их… — Он встал и пошел к двери. — Все в порядке, — закричал он. — Наш мальчуган проснулся! — Толстяк повернулся к Кристофу. — Мы с тобой все же немного поговорим, дитя мое. Нам хочется услышать, что ты обо всем этом знаешь.

— Вот это другой разговор, — ответил Кристоф. — Будь мсье Дьевиль получше образован, он бы знал, что в рукописи учителя Кентена никакого секрета нет. Пока что бриллианты тоннами производить не будут.

— А почему? — растерялся Толстяк.

И тут же нахмурился. Он понял, что выдал себя. Потому что сразу поверил в эту историю с бриллиантами, которые можно выпускать тоннами. Потому что он и сейчас в нее верил.