Эмили Родда: Дело о говорящем попугае

— Нику она уже напророчила, — усмехнулся Том. Он попятился от меня, махая руками и завывая: «Нечистая, нечистая!»

Ужасно смешно.

— Хорошо, что нам не нужно сидеть с ней и пить ее мятный чай, — сказал я. — Молодчина, Лиз, что придумала про собрание.

Все, кроме Ришель, уставились на меня.

— У нас действительно собрание, — произнес Элмо.

— Ник уже забыл про него. Его мистическая болезнь отразилась на памяти, — съязвил Том.

Нет, он меня просто заколебал!

— Мы не говорили Ришель и Нику, — сказала Лиз. — Они опоздали, помнишь?

— Не хочу я идти ни на какое собрание, — зевнула Ришель.

Я промолчал. Но по моему лицу, уверен, все было и без того понятно.

— Это собрание по поводу ярмарки, — признался Элмо. — В редакции «Пера».

— Ясно.

Я шел, сунув руки в карманы. В эти дни все говорили о ярмарке. О новой ярмарке в Рейвен-Хилл.

В свое время ярмарка была событием. Она проходила в выходные. Есть даже знаменитая картина, посвященная ей. Но несколько лет ярмарка не проводилась. Сейчас ее возрождают, чтобы собрать деньги на новый бассейн.

— Цим пригласил нас, Ник, — сказала Лиз. — Он говорит, что ярмарочному комитету нужны новые идеи.

Цимом мы называли отца Элмо. Он действительно массу энергии тратил на устройство ярмарки. Долдонил о ней в «Пере» несколько недель.

— Мы уже занимаемся уборкой, и тоже бесплатно, — проворчал я. — Может, достаточно?

Я больше ничего не хотел делать для этой дурацкой ярмарки. Само собой, я хотел бассейн. Но стоить он будет миллионы. Столько денег не соберут и сотни ярмарок. Я вырасту и уеду из Рейвен-Хилл до того, как выстроят бассейн. Я не понимал, с какой стати мне горбатиться на дядю.

— Это может быть даже весело — поработать на ярмарке, — взглянув на меня, сказала Лиз.

Я воздел глаза к небу:

— Для вас, возможно, и весело. У меня же от одной мысли желудок сводит.

— Ах, — запаясничал Том, — Ник болен. Сага о болезни Ника продолжается. Как и напророчила мадам Кларис. Тучи сгущаются. Несчастье! Несчастье!!

Все засмеялись.

— Знаешь, Лиз, отец говорил мне, что хозяева павильонов смогут взять себе часть выручки, — небрежно бросил Элмо. — Небось те еще бабки!

Ого! Об этом я не подумал. Это меняет дело. Минуту я шел молча, а затем, пожав плечами, согласился.

— Отлично. Нет ничего лучше.

— А я, наверно, ничем не смогу помочь, — тряхнула волосами Ришель.

— Ах, какая досада, — притворно вздохнула Лиз. — Цим говорил, что в воскресенье они решили устроить конкурс на лучший старинный костюм. Премия — модная одежда ценой в двести долларов. Я думала, ты поможешь мне протолкнуть эту идею в комитете. Если…

Ришель задумалась. По ее затуманенным глазкам было видно, как вращаются колесики в ее голове. Любая одежда за двести долларов победителю конкурса! Ну а кто выглядит лучше всех? Кто очарует страдающих одышкой судей? Кто первый кандидат в победители? Ришель — вот кто.

Она обратила взгляд своих голубых глаз на Лиз.

— Это хорошая мысль, — медленно промолвила Ришель. — Может быть… может быть, я смогу прийти на собрание. Чем-нибудь помочь. Это ведь что-то вроде взаимовыручки, правда?

— Конечно, — важно кивнула Лиз.

Я усмехнулся про себя. Лиз играла с Ришель, как кошка с мышкой. Я заметил, как они переглянулись с Элмо. Внезапно меня осенило: он, верно, думает, будто перехитрил и меня, когда рассказывал о доходах владельцев павильонов.

Какая нелепость. Нет, такому зануде, как Элмо, меня не провести. Не такой я дурак.

Или такой?

Собрание в «Пере», разумеется, оказалось пустой тратой времени. В основном из-за миссис Дриск-Хаскелл. Эта высокомерная дама входила в состав каждого комитета в Рейвен-Хилл. Разумеется, она присутствовала и на этом собрании. Говорила только она одна. Никто не мог вставить ни слова. Мы сидели, как истуканы, пока она неистовствовала.

На следующее утро я никого не хотел видеть, но друзья поймали меня за ленчем.

— Знаешь, Ник, отец говорит, что миссис Дриск-Хаскелл продолжала занудствовать и после нашего ухода, — сообщил Элмо. — Она против павильонов. Ее интересуют только выставка картин и прилавки с деликатесами.

— Нет ничего плохого ни в выставках, ни в деликатесах, — усмехнулся Том.

Это он так думает. Для него главное, чтобы на ярмарке было только то, что любит он.

— Выставка картин — это занудство, — сказала Ришель, хмуро изучая свои безупречные ногти. — Что это Дриск-Хаскелл так уцепилась за нее?