Евгений Некрасов: Муха и сбежавшая мумия

— Президент? Сам?

— Выходит, так. Повышать меня в звании поздно, понижать вроде не за что. Значит, будут увольнять, больше ничего не остается.

— Может, орден дадут к семидесятилетию, — добавил Темирханов. — Высокие ордена сам президент вручает.

Он улыбался. Даже странно, что этот капризный человек мог радоваться за случайного попутчика.

— И я так думаю, — согласился Дед. — Зачем еще президентам старики? Только ордена им вручать.

— Вы недовольны? — полез в душу Темирханов.

— Я всем доволен, кроме возраста.

— А я всем, кроме веса, — вздохнул Темирханов. — Тридцать килограммов лишних. Таскаю этот меток, — он похлопал себя по животу. — Внесешь его на второй этаж, и уже одышка. Знаете что? — Миллионер доверительно потянулся к Деду через столик. — А пойдемте-ка обмоем ваш орден.

— Нельзя заранее, — отказался Дед, — а то, может, и не дадут ничего. Мне об ордене пока что не говорили,

— Тогда выпьем за ваши лишние годы и за мои лишние килограммы, чтоб им пропасть.

Отнекиваться было неудобно.

— Хорошо, — сказал Дед, — только ставим по очереди: дринк вы, дринк я.

— Это как?

— Как в Америке, Дринк — одна выпивка. Скажем, стакан коктейля.

— Хоп! — согласился Темирханов и щелкнул пальцами. Здоровяк уже тянулся к чемодану на багажной полке. Пошарив под крышкой, он вытащил темную бутылку.

— «Мартель», — объявил Темирханов. — Это мой дринк, а ваш выпьем в следующий раз. Я не покупаю и вам не советую покупать спиртное в поездах и на вокзалах. Поверьте уж коммерсанту, здесь торгуют дрянью. Расчет простой: пассажир выпьет в Сочи, а голова у него заболит в Москве. Он же не вернется, чтобы пожаловаться.

— Тогда я плачу за обед, — сказал Дед, вставая. На Машу он взглянул мельком. — Муха, остаешься на попечение…

— Вадика, — подсказал Темирханов, кивнув на здоровяка. — Если он будет плохо тебя развлекать, пожалуйся мне.

Миллионер отдал кейс Вадику, и они с Дедом удалились.

У Маши запрыгали губы от обиды. Это было нечестно! Дед не мог так поступить! Ведь он с ней обещал идти в вагон-ресторан. Маме сказал: «Не суй нам свои котлеты, пускай девочка поест по-человечески, за белой скатертью». Должно было случиться что-то необычное, чтобы он оставил внучку голодной и побежал пить со случайным попутчиком.

А вдруг НЕОБЫЧНОЕ УЖЕ СЛУЧИЛОСЬ? Только Маша его не заметила…

— Ты… Муха! — вдруг позвал Вадик.

— На самом деле я Маша, — сказала она. — Это мы с дедушкой так друг друга зовем: я Муха, он Дед. С большой буквы, как прозвище.

— Маша так Маша, — согласился Вадик. — А он у тебя настоящий разведчик или так, при штабе?

— Самый настоящий, как в кино, — заверила Маша. — Просидел двадцать лет в американской тюрьме.

— Нет, конкретно? — не верил здоровяк.

— Конкретно, конкретно. Ему вообще дали пожизненный срок, — добавила Маша. — Американцы сказали: «Или выдавай своих агентов, или живым из тюрьмы не выйдешь!»

— Выдал? — с любопытством и жалостью спросил Вадик.

— Нет, его по старости выпустили. Разве бы он вернулся в Россию, если б выдал? Американцы его тми к себе, обещали тоже «полковника» дать. А Дед им: «Я русский офицер, а в двух армиях служить нельзя». Поэтому наши и не отправляли его на пенсию.

— Да, это была бы та еще подлянка, — признал Вадик. — Человек жизнь кладет в тюряге, чтоб своих пацанов не выдать, а его вдруг бац — на пенсию… Ладно, а как тебя развлекать?

— Вы серьезно?

— Босс приказал, значит, серьезно.

— А спеть можете? — не веря, спросила Маша. Вадик сразу же завел:

— Увы, все сказано, Душа погублена, Любовь завязана, Концы обрублены!

Он пел с душой, закатывая глаза, все громче и громче. «Концы обрублены» прогремели так, что из соседнего купе застучали в стенку.

— Громко, — похвалила Маша. — А сплясать вприсядку?

Здоровяк с готовностью свесил ноги с полки.

— Ой, не надо! — испугалась она. — Вадим, я пони маю: Темирханову вы служите. А передо мной-то зачем?.. — «Унижаться» Маша не сказала, но Вадик понял.

— Он же проверит, — покорным голосом объяснил он. — Да и мне самому не жалко. Ты конкретная пацанка, с понятием: к взрослым не лезешь, молчишь полчаса подряд.

— А есть кто-то, кто не молчит? Здоровяк понурился:

— Роза, темирхановская дочка… А знаешь, кто у нее мать? Марина Марчук! Ты-то не помнишь, а десять лет назад она была королева красоты, «Мисс Черноморочка». Босс говорил: «Хочу, чтобы дети были красивые, как мать, и умные, как отец». Он, конкретно, переживает, что росточком не вышел, — с любовью сказал Вадик.