Владимир Кузьмин - Ожерелье императрицы

– У-у-у, мы пришли раньше на целый час, – разочарованно протянул Петя.

– Но мы же, вернее вы, хотели побывать еще в одном месте.

– А мы успеем?

– Насколько помню, здесь недалеко. Так что даже спешить нет необходимости.

Добрались мы действительно очень быстро. Я заранее знала, что Петя будет разочарован, но говорить про это все равно не стала. Тем более что была уверена, чуть позже его разочарование будет совершенно и бесповоротно забыто. Но когда я увидела лицо Пети, мне даже стало его немного жаль, так искренне он переживал.

– Это как же? А где же дом 221b?

– Нет здесь такого дома.

– Но где же тогда жил мистер Холмс?

– Петя, ну как так можно, вы же не ребенок уже. Мистера Холмса на самом деле не было, так что и проживать ему где-либо не было необходимости.

– Да я помню и понимаю, что его придумал мистер Дойль. И все равно был уверен, что хотя бы дом такой есть на самом деле. Ой, смотрите, Даша, вон еще какие-то иностранцы таблички на домах рассматривают. Наверное, тоже ищут дом 221b. И тоже расстроятся, как узнают.

Петя с минуту стоял на месте, хмуро глядя себе под ноги, но потом вдруг поднял голову, улыбнулся и сказал:

– Если такого дома нет, то его следует выдумать!

– Вы о чем?

– Нужно просто повесить на один из этих домов табличку с нужным номером. Вон тот дом в конце улицы вполне подойдет. Я, во всяком случае, примерно такой представлял себе.

– А еще можно в одной из квартир устроить музей.

– И водить всех, кто пожелает, на экскурсии!

– За большие деньги.

– Ни в коем случае. Можно и за деньги, но за очень небольшие!

Мы еще посмотрели на закрытый сегодня для посетителей музей мадам Тюссо [5], решили, что в него стоит заглянуть, но только при условии, что выдастся свободное время, и пошли в обратную сторону. На Оксфорд-стрит, вернее на то место этой улицы, которое нам было нужно, мы вернулись за несколько минут до пяти. Попробовали разглядеть за зеркальным стеклом чайной мистера Джона Фрейзера, но хоть стекло и было идеально прозрачным, зеркальный отблеск и легкие кисейные портьеры на окнах делали посетителей чайной смутными силуэтами, и разглядеть лица было сложно.

– А что, five o’clock tea должен начинаться непременно ровно в пять часов пополудни? – очень серьезно спросил Петя.

– Не знаю, – засмеялась я серьезному тону такого пустякового вопроса. – Я и сама впервые приглашена на английский пятичасовой чай.

– Ну раз нас пригласили на пять часов, то, верно, и войти нужно ровно в пять? Или в пять нужно уже сидеть за столом?

Петя явно смущался, оттого и задавал нелепые вопросы. Ответить ему я не успела, на пороге появился мистер Фрейзер и, широко улыбаясь, поприветствовал нас по-русски:

– Здравствуйте, сударыня Даша. Здравствуйте, сударь Петр Александрович!

– А откуда вы меня знаете? – спросил Петя, тут же понял, откуда английскому журналисту известна его персона, и покраснел, окончательно стушевавшись.

Джон Фрейзер искренне рассмеялся, и Петя засмеялся в ответ.

– Ну проходите, проходите, гости дорогие! – предложил англичанин, распахивая перед нами двери.

Обстановка была дорогой, как в любом заведении на этой улице, но притом очень уютной. Белые круглые столы с гнутыми ножками, застеленные белоснежными скатертями, пейзажи Лондона в золоченом багете, развешанные по стенам, изящные золоченые светильники-бра и крохотные настольные светильники.

Мистер Фрейзер высказывал Пете, как он несказанно рад вновь видеть настоящего сибиряка, а я остановилась подле большого зеркала. Чтобы чуть поправить волосы, но больше, чтобы осмотреться, не разглядывая слишком откровенно посетителей чайной. А еще мне хотелось глянуть заранее на человека, ради которого и была затеяна эта встреча. Время, как уж говорилось, близилось к пяти, так что почти все столики были заняты – английская публика весьма трепетно относилась к традиции пить в пять часов чай. За каждым столом уже сидели как минимум два-три посетителя или посетительницы. Лишь у самого окна располагался стол, накрытый на четверых, но сидел за ним один-единственный джентльмен. Лет сорока, с коротко стриженными волосами и густыми усами, кончики которых были тщательно закручены вверх. Джентльмен с неменьшим любопытством, чем я на него, смотрел в нашу сторону. Перед ним на столе лежали вечное перо и раскрытая примерно на середине пухлая записная книжка, страницы которой он придерживал двумя пальцами левой руки, чтобы они не закрылись ненароком, как это бывает в таких толстых книгах. Я уже собралась повернуться, когда к джентльмену подошел официант, сказал пару слов, и джентльмен вслед за ним вышел в соседний зал.