Елена Усачева - Добро пожаловать в кошмар!

– Л-логично, – икнул Андрюха.

– Да и за тобой следить надо. Ты у нас пока единственный, кто наобещал и никуда не пропал.

– М-мне, наоборот, искать надо, – икнул Василевский, болезненно морщась и ежась, словно от всего этого начал замерзать.

– Маргарита обещала нас всех вернуть обратно, – загнул палец Вадим. – Значит, с ней пока ничего не случится. Если только кто-нибудь не захочет помешать ей это сделать.

– У-уже захотел, – двойным эхо отозвался Василевский.

– Ленка?

Друзья обернулись на дверь кафе, сквозь стекло которого была видна одноклассница с замерзшим вытянутым лицом.

– М-мамкин говорил что-то про затопление, – стал вспоминать Андрюха. – А Борзов обещал олененка с места сдвинуть и пожелал всех нас в гробу встретить.

– Если олененок исчезнет, никто плакать не будет, а вот Голубева пожелала так пожелала… Чтобы больше нас не видеть. Круто.

– А если запереть ее в комнате? – предложил Василевский. – С Маргаритой.

– И возьмем с нее слово, что без нашего ведома она никуда не уйдет? – подхватил Вадим.

– У-удобно, – кивнул Андрюха. – Взял слово, и человек его держит. По-любому.

Бокштейн скривился. Обоим вспомнился спор о Руссо.

– Лучше вообще молчать, – Вадим смотрел сквозь витрину кафе на согнувшуюся над столом Голубеву. – Не заметишь, как скажешь что-нибудь лишнее.

Андрюха сильнее засунул руки в рукава куртки, его знобило.

– Мы сейчас будем думать и как можно меньше говорить.

Вадим пошел в кафе за Леной. Василевский напоследок глянул вдоль улицы. Смех. Его теперь все время преследовал детский смех. А еще черный человек. Который куда-то его звал, обещал встретиться. Уж не на свадьбу ли его зазывали?

Он плотнее запахнулся в куртку, нащупал в кармане сборник стихов, открыл наугад.

быстро забормотал он.

Огляделся. Слабая надежда, что от этих слов все дружно появятся, не оправдалась.

– Не действует, – вздохнул он и побрел следом за вышедшими на улицу одноклассниками. Шаг его был тяжелым.

– Боишься? – Вадим остановился, дожидаясь приятеля.

Лена свернула в арку гостиницы.

– Деру дать хочется, – Андрюха уныло изучил камни ближайшего дома. – Но здесь – чем быстрее бежишь, тем вернее остаешься на месте. Кто сказал?

– Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье».

– Сплошные чудеса. – Василевский сник. – Ты не кривись, ранние морщины не зарабатывай, логики все равно нет. Абсурд не поддается математике.

Он вошел в арку и, не оглядываясь, направился к двери гостиницы. Чего он сейчас точно не знал, так это где искать Ким.

Когда Вадим пришел в комнату к Андрюхе, тот уже спал. Или делал вид, что спал. Не зажигая света, Бокштейн лег. Надо было переждать этот тяжелый бесконечный день. Утро вечера, говорят, мудренее.

Чувство падения заставило задохнуться, и он проснулся, ловя ртом воздух. Сердце стучало, как сумасшедшее. Вадиму приснился бесконечный кошмар с проваливанием в кроличью нору.

Комната была полна утреннего солнца. Кровать Василевского оказалась пуста. Вадим вылетел в коридор, спросонья с трудом соображая, в какой комнате спят Маргарита Викторовна и Ленка.

Кажется, здесь!

Толкнул дверь.

Ленкины глаза светились не хуже кошачьих. Она сидела на кровати и в упор смотрела на вошедшего. Маргарита Викторовна спала.

– Что у вас?

– Дымом тянет, – прошептала Ленка, комкая на груди одеяло.

Бокштейн принюхался. И правда, тянуло дымком, будто чья-то неловкая рука разводила огонь в камине. Он помчался вниз.

Они словно провалились в какое-то безвременье – на первом этаже опять никого не оказалось. Ниша пуста. В глубину она была не больше метра. Вадим специально опустился на колени и потрогал холодный камень стены.

Ни одной мысли в голове не было, все чьи-то чужие слова. Вадим снова принюхался. На этот раз пахло кофе. Ну да, конечно, их обещали кормить. Время утренней еды настало.

Бокштейн как раз допивал третью чашку кофе, пытаясь заставить себя перестать думать логически, когда в столовую вошел Василевский. Он был бледен до синевы, глаза воспаленно блестели, куртка – распахнута, но в целом он выглядел прилично.

– Я ее не нашел, – отчитался Андрюха, падая на стул и придвигая к себе Вадимову тарелку с бутербродами.

– Зато искал, – Бокштейн потянулся к тостеру, чтобы зарядить его новой порцией хлеба. – Этого достаточно, чтобы проклятье не начало действовать. Занимайся потихоньку поисками, пока мы не поймем причины.