Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»

Тимыч внезапно изменился в лице.

Я съел этот блин, — ошеломленно произнес он.

Как съел?! — воскликнул профессор Федякин.

Со сметаной.

Вот так номер, чтоб я помер, — подкрутил майор Гвоздь оба уса.

Обалдеть, — обалдела Крутая.

Офонареть, — офонарел Димыч;

Так точно! — козырнул Кипятков.

Как же ты мог, Тима?! — упрекнул племянника дядя.

Есть очень хотелось, дядь Федь, — уныло оправдывался Тимыч.

Но он же был зеленый, зеленый!

Да я как-то внимания не обратил.

— Ох, дети, дети, — сокрушался Федякин. — Правильно говорится: «Маленькие дети —. маленькие проблемы. Большие дети — большие проблемы».

Тимыч виновато молчал.

— Послу-у-шайте, — осенило умную Любку, — а что если этот съеденный «блин» связан с черным шаром?

Майор Гвоздь аж подпрыгнул.

Верно, Любаша! Ты гений!

С каким шаром? — не понимал Федякин.

Тима, расскажи.

И Тимыч рассказал все сначала. И про таракана с унитазом, и про Ля с велосипедом, и про «мертвого» Димыча, и про нож в сердце…

Любопытно, любопытно, — в возбуждении потер руки профессор Федякин. — И когда это у тебя началось?

В тот день, когда я слопал этот дурацкий «блин».

Друзья мои, — с волнением промолвил профессор, — нет худа без добра. Если б Тима не съел злосчастный «блин», мы бы так и ломали головы над непонятным цвирканьем. А теперь я понял, в чем тут дело. По-видимому, «блины» мыслят образами. И передают нам эти образы в виде цвирканья. Но человеческий мозг не в состоянии преобразовать цвирканье в конкретные картинки, если он получает сигналы извне. Когда же «блин», трансформировавшись в черный шар, начал передавать информацию, находясь внутри Тиминой головы и напрямую воздействуя на мозговые клетки, мозг сию же секунду преобразовал цвирканье в зрительный ряд. Боже мой, боже мой, неужели мы наконец-то вступили в контакт! — все больше и больше волновался профессор.

Тимыч тоже заволновался, но по другому поводу.

Дядь Федь, а Ля — тоже зрительный ряд? — спросил он.

Ля? — рассеянно переспросил Федякин, думая о своем.

Да, девочка из послезавтра.

Даже не знаю, что тебе сказать. Вообще-то, это довольно распространенное явление, когда люди, попав в завихрение времени, переносятся на день, на месяц, а то и на год вперед. Это так называемый «эффект Мейера-Штольца».

Вот-вот, — вставил майор Гвоздь, щелкая зажигалкой и закуривая сигаретку, — а я про что говорил.

А почему тогда мать Ля сказала, что у нее нет дочки? — мучил Тимыча неразрешимый вопрос.

Федякин в два счета его разрешил:

Потому что девочка попала в будущее, которое не вдоль, а которое — поперек. Это так называемый «парадокс Хартли». Поэтому в нашем времени твою Ля кто-то помнит, а кто-то нет.

А она может вернуться? — с надеждой спросил Тимыч.

— Конечно может, — уверенно ответил профессор. — По так называемой «статистке Фигнера» каждый второй человек, попавший в завихрение времени, благополучно возвращается обратно из будущего в настоящее.

Тимыч был рад-перерад. А Димыч, потеряв терпение, вскричал:

— Да что мы про девчонку болтаем?! Давайте лучше про плесень поговорим!

— А чего про нее говорить? — сказал майор Гвоздь, перекинув сигарету из правого угла рта в левый. — С ней все ясно. Она пытается предупредить человечество о какой-то опасности.

Почему вы так решили, Петр Трофимыч?:

Потому что, Федор Петрович, все зрительные образы в голове Тимофея объединены общей темой.

Это какой?

Смертью.

Да-да-да, — закивал профессор Федякин. — Как же я сам не догадался.

Все стали гадать, какая же опасность может грозить человечеству.

Наверное, опять будет всемирный потоп, — выдвинула версию Любка Крутая, — раз Тиму из унитаза в канализацию смыло.

А может, мертвецы оживут и всех нас сожрут, — предположил Димыч, — раз я был живым трупом.

А может то… а может се… — летали по комнате версии одна круче другой.

Да чего зря гадать, — сказал майор Гвоздь, пустив в потолок струю дыма, — надо пойти к «блинам» и допросить их.

Так они вам и скажут, — заулыбались все, решив, что майор шутит.

Скажут, никуда не денутся, — на полном серьезе ответил Гвоздь. — За двадцать пять лет безупречной службы в органах безопасности я провел две тысячи допросов. С одинаковым успехом.

Ну уж вы сравнили, Петр Трофимыч. Это, знаете ли, разные вещи.

Вещи, может, и разные, Федор Петрович, а суть одна — получение информации. — Майор пружинисто поднялся со стула. — Где там ваш шлюз находится?