Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»

Ну что вы, ничего страшного, он же не знал…

Хорошо, я ему расскажу… До свидания, — профессор сунул мобильник в карман.

Майор Гвоздь был несколько смущен.

Вот, значит, кому звонил в ФСБ — начальник метрополитена, — пробормотал он в усы и извинился перед Федякиным: — Вы уж меня простите, профессор. И на старуху бывает проруха.

Пустяки, — улыбнулся Федякин. — Давайте лучше познакомимся.

Профессор и майор обменялись рукопожатиями.

Гвоздь Петр Трофимыч, — отрекомендовался майор.

Федякин Федор Петрович, — представился профессор и добавил: — Генерал Жеребец жалеет, что мы раньше не посвятили вас в наши проблемы. Вы, оказывается, баловень судьбы.

Так точно! — козырнул Гвоздь. — Где я — там всегда успех.

— Ну тогда слушайте. — И профессор приступил к рассказу: — Вся эта история началась десять лет назад, когда на этом самом месте решили построить новую станцию метро «Мартышкино». И построили. И даже вывели на поверхность одну вентиляционную шахту. Хотели уже выводить и вторую, как вдруг в один день стены станции покрылись зеленой плесенью. Метростроевцы начали скрести их, отмывать. Отмыли. Приходят на следующий день, а уже не только стены в плесени, но и потолок. Еще раз все отмыли и отскребли. Приходят на третий день — та же фигня, как выражается мой юный племянник, — плесень на стенах, плесень на потолке, вдобавок еще и на полу плесень. Короче говоря, как только с этой плесенью не боролись — и всякими химикатами ее поливали, и из огнеметов жгли, и станцию на несколько дней затопляли… — ничего не помогло. Плесени становилось все больше и больше. Она уже к вентиляционной шахте подбираться стала. Хорошо еще не успели эскалаторы установить и павильон станции построить на месте Мартышкина кладбища, как собирались. В общем, шахту скоренько замуровали, а все ходы и выходы с подземной станции забетонировали, оставив лишь шлюз [7] Шлюз — сооружение из двух изолирующих перемычек с лазом (люком) для перехода из одного помещения в другое. с бронированным люком. И пригласили ученых разобраться, что это за плесень такая, которая ни в огне не горит, ни в воде не тонет. Этот научный проект получил название «Зеленые блины»…

А почему «блины», дядь Федь? — спросил Тимыч.

— Потому что плесень, покрывшая всю станцию, состояла из округлых образований, напоминающих блины, испеченные на сковородке, только зеленые… Проект, разумеется, засекретили, чтоб не нервировать общественность, а руководителем проекта назначили выдающегося академика Дундукова Ивана Ивановича, моего учителя. И он сразу же определил, что это какая-то новая разновидность плесени, доселе неизвестная науке. Мало того, Иван Иваныч обнаружил в ней клеточную структуру, похожую на мозговую ткань.

— Отпа-а-дно, — чмокнула жвачкой Крутая. — Разумная плесень.

— Совершенно верно, — кивнул Федякин, — дальнейшие исследования подтвердили, что плесень действительно являлась разумной. Но она почему-то не спешила вступать в контакт со своими братьями по разуму. То есть с нами, с людьми. Дундуков и так и сяк пытался с «блинами» контактировать, а они — ноль внимания, фунт презрения. Вскоре Иван Иваныч ушел на пенсию, а руководителем проекта назначили меня. И вот совсем недавно специальные приборы, следящие за плесенью, уловили слабые сигналы, идущие с замурованного объекта. С каждым днем сигналы становились сильнее и сильнее. Плесень явно решила выйти на контакт. В данный момент сигналы поступают непрерывно, но мы никак не можем понять, что же они означают…

А какие именно сигналы? — спросил майор Гвоздь.

Знаете, такое поцвиркивание…

— Поцвиркивание?! — вскинулся Тимыч, сразу же вспомнив, как он «цвиркал», когда был тараканом

Да, тоненькое — цвирк-цвирк-цвирк… Мы днем и ночью сидим в лаборатории, пытаясь разобраться, что же означают эти звуки. Но пока безрезультатно… — Профессор помолчал. — А неделю назад, еще до появления сигналов, произошло нечто странное. Я не успел завершить эксперимент с «блином» в лаборатории, и решил взять его с собой, чтобы закончить дома…

Вот это вы напрасно сделали, Федор Петрович, — пожурил профессора майор.

Да я уж после и сам себя сто раз корил, — вздохнул Федякин. — Прямо не знаю, что на меня тогда нашло. Принес плесень домой, положил в холодильник — на нее очень благотворно действует холод. А потом пошли эти странные сигналы, я переселился сюда, в лабораторию (официально считалось, что я улетел на Канары). И вдруг вспоминаю про плесень в холодильнике, бегу домой а «блина» там нет…