Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»

В ту же секунду земля под Тимычиными лапками вздыбилась. Это бабушка схватила одеяло и затрясла его, стараясь стряхнуть Тимыча на пол… Тимыч скатился на паркет, и тотчас рядом с ним топнула бабушкина ножища! Да так топнула, что пол буквально ходуном заходил… Тимыч, естественно, не стал дожидаться второй бабушкиной попытки и помчался, не чуя под собой ног, вернее, лапок.

БУМ! БОМ! БАМ!.. — раздавалось справа и с лева, от него. У Тимыча было такое ощущение, будто его обстреливают из артиллерийских орудий. А это бабушка-великанша топала то правой, то левой ногой, норовя растоптать любимого внука. И растоптала бы, если б к Тимычу не пришла спасительная мысль: забраться на стену. Бабушка ведь не побежит за ним по стене, и ногу ей так высоко не поднять — она ж не каратистка.

Тимыч подскочил к стене и понесся вверх.

Бумканье и бомканье сразу прекратились. Тимыч хотел уже остановиться и отдышаться. Но не тут-то было. ХЛОП-ШЛЕП! ШЛЕП-ХЛОП!.. — раздались громкие хлопки и шлепки. Оказывается, бабушка схватила мухобойку и теперь пыталась размазать внука по стене.

«Блин!» — в очередной раз подумал Тимыч и помчался по стене, петляя как заяц, чтоб затруднить бабушке прицельный удар… Но ему было ясно, что бабушка не будет до бесконечности мазать, а рано или поздно попадет точно в цель.

«Надо прыгать!» — принял решение Тимыч. И — прыгнул. Да так удачно; что угодил прямехонько в щель между двумя паркетинами. Ура-а-а!.. Здесь уж бабуль-ка не достанет его ни тапком, ни мухобойкой.

И тут вдруг — ХРРРЯСЬ!.. — что-то блестящее воткнулось рядом с Тимычем. И по новой — ХРРРЯСЬ!..

— Ну, сейчас ты у меня попляшешь, милок, — грохотала бабушка, тыкая в щель острием ножниц.

Тимычу ничего другого не оставалось, как опять спасаться бегством. Он выскочил из щели и понесся, не разбирая дороги. Примчался на кухню и забился в узкий проем между мойкой и электроплитой.

Наконец-то можно было отдышаться.

Только теперь, оказавшись в тараканьей шкуре, Тимыч ощутил всю несправедливость отношения людей к тараканам. К этим, в сущности, безобидным существам. Они даже лишний раз стараются не попасться человеку на глаза, не то что наглые клопы, которые сосут у людей кровь, или назойливые мухи, которые лезут людям буквально в рот… Нет, тараканчики тихонечко копошатся себе на кухне и никого не трогают. И вот ведь какая человеческая подлость: заметив таракана, люди, не раздумывая, — ХЛОП! — его тем, что под руку подвернется. «Гады!» — подумал Тимыч про людей, забыв на секундочку, что он и сам был недавно человеком.

Наконец Тимыч отдышался и огляделся. И увидел… изюминку. У Тимыча снова черные слюнки потекли. Он с жадностью откусил кусочек изюминки и сразу же за-плевался от отвращения, такой она показалась ему противной на вкус. Зато заплесневелую корочку сыра, валявшуюся рядом с изюминкой, Тимыч умял с большим удовольствием. Видно, у Тимыча не только голос изменился, но и вкусовые ощущения… «Прощайте, любимые блины со сметаной, — с грустью подумалось ему. — И любимые компьютерные игры — тоже прощайте. Прощай, футбол. Прощай, хоккей… И здравствуй, новая жизнь. Тараканья. За мойкой и электрической плитой. В обществе других тараканов». Скоро Тимыч вырастет (если его до этого не размажут по стенке), женится на какой-нибудь тараканихе, у него народятся маленькие детки-тараканчики и…

Тимыч не успел додумать.

— Вот ты куда спрятался, усатый! — вновь раздался громоподобный голос бабушки-великанши. А вслед за этим послышалось громкое шипение: ПШШШШШШШШШШ…

«Газовая атака!» — в ужасе понял Тимыч. И не ошибся. Бабушка применила против внука газовое оружие — баллончик для травли тараканов.

Вобрав в себя побольше воздуха, Тимыч стремглав бросился куда глаза глядят, точнее — куда усики щупают. Он ясно сознавал, что стоит ему сейчас хоть раз вздохнуть — и он, перекувыркнувшись на спинку, задергает всеми своими шестью лапками в предсмертной агонии.

Полз Тимыч полз и приполз… в туалет. Из неплотно закрытого сливного бачка в унитаз текла струйка воды. Тимычу сразу же захотелось пить. Он спустился на самое дно унитаза и стал жадно пить… пить… пить… Потеряв всякую бдительность.

А зря, между прочим. Как раз бдительности-то ему терять и не следовало. Потому что над унитазом нависла бабушка-великанша.

— Теперь тебе, паршивец, точно конец, — торжествующе прогремела она.

Тимыч тык-мык, а куда бежать? Из унитаза так просто не убежишь.

Бабушкина ручища уже тянулась к спусковому устройству.