Евгений Некрасов - Золотая жила для Блина

— Я должен осмотреть.

— Осматривайте, раз должны, — согласился папа и строго посмотрел на толстого: — Без комментариев, пожалуйста.

— Молчу, — оскорбился толстый. — Открывайте, если охота. Ломайте уникальный прибор!

— Вот налетит пыли, тогда кто вам будет менять смазку на оптических осях?

— Не обращайте внимания, — сказал папа железнодорожнику. — Оптические оси не смазывают, они воображаемые.

Толстый отстегнул запоры на передней стенке ящика и открыл ее, как дверцу шкафа. Тут все и увидели штуку.

Она висела, не касаясь дна и крышки, на восьми пружинах: четырех снизу, четырех сверху. Высотой штука была с Митьку. Низ — как холодильник на маленьких колесиках, сверху шероховатый на вид черный шар чуть побольше самого большого арбуза. Блинков-младший немного разочаровался. Он думал, что известный на весь мир секретный академик изобрел что-нибудь покруче, как в кино: подмигивающие лампочки, экраны с вертящимися на них скёлетиками загадочных машин. А штука оказалась невзрачной: просто железный шкаф и шар. Такую не стали бы снимать в кино.

Железнодорожник сдвинул фуражку на лоб и почесал в затылке.

— Я понимаю, бандура секретная, — полушепотом сказал он папе. — Ну а между нами-то… Зачем она?

— Я бы назвал ее Измерителем Всего, — ответил папа. — Здесь… — Не касаясь черного шара, он осторожно погладил воздух над ним. — Здесь сотни датчиков. Они измеряют температуру, атмосферное давление и магнитное поле, улавливают космические лучи, запахи и звуки, определяют химический состав земли и воздуха. И все эти данные обрабатываются, чтобы найти между ними связи, пока что непонятные науке.

— А вы, значит, при ней? Вроде оператора? — с понимающим видом уточнил железнодорожник.

— Нет, — сказал папа, — я ботаник. Просто наша экспедиция уже две недели как уехала в тайгу. Там разные ученые, есть и ученики Лемехова.

А я работал в другом месте и сейчас их догоняю. Вот Лемехов меня и попросил…

Судя по всему, железнодорожник не особенно уважал ботаников. Но вошел в папино положение.

— Эх, ты, ботан, пестики-тычинки, угораздило же тебя! Это ж ответственность какая, — посочувствовал он. — Ладно, вези… Открывай, Маруся!

Проводница отперла дверь, и рабочие сразу же внесли ящик в вагон.

— Да, ученая бандура, — заметил железнодорожник, не подозревая, что дал штуке название.

Конечно, в будущем у нее появится другое, правильное и красивое. Но Митьке с папой понравилась «Ученая Бандура». Так ее и стали звать, иногда для краткости говоря просто «Бандура».

…А толстый на прощание дал папе ценный совет по уходу за Бандурой:

— Не забывайте сливать воду.

Купе было с мягкими диванчиками и без верхних полок. Билеты в такой вагон стоили вдвое дороже, чем в обычный. Платил за них Лемехов, думая не об удобстве папы с Митькой, а об удобстве Ученой Бандуры. Ее ящик занял все свободное пространство. Если бы Блинковы ехали в четырехместном купе, это могло не понравиться попутчикам. А главное, попутчики могли не понравиться Ученой Бандуре. Ни папа, ни сам академик не знали, как поведут себя в пути ее чуткие датчики. Не сломаются ли они от неловкого толчка или даже от сильного запаха. Поэтому ящик обходили боком, втянув живот и стараясь не дышать.

Устроив Бандуру, Блинков-младший повесил на шею полотенце и пошел умываться. Поезд набирал ход. За окнами проплывали городские дома, но выйти в Москве было уже невозможно, разве что сорвать стоп-кран. Значит, путешествие началось по-настоящему. С Линой.

Блинков-младший был одинок и свободен еще с прошлого вторника, когда засек свою Ирку в кино со спортсменом Костей по прозвищу Радистка Кэт. Теперь ничто не мешало ему бросить сердце под ноги зеленоглазой парашютистке. Правда, у Лины было два серьезных недостатка: возраст и Пашка. Подумав, Митька решил, что не так уж она безнадежна. Насчет возраста еще не доказано: Лина могла получать свою стипендию и в техникуме, а туда поступают после девятого класса. А Пашка в таком случае мог оказаться не женихом, а старшим братом.

В коридоре было пусто и удивительно тихо для мчащегося поезда. Из-под потолка дули прохладенные ветерки. За наглухо запертыми двойными рамами пронеслась загородная платформа; на ней толклись потные от жары люди. Блинков-младший прошелся из конца в конец вагона. Из-за дверей не доносилось ни звука. Вышел, дымя сигарой, старик в детских шортиках на лямках. Строго взглянул на Митьку и прошествовал в туалет с таким важным видом, как будто его там ждали с цветами и оркестром. Сразу видно, иностранец.