Терпение у Станды лопнуло. Сбросив рюкзак, он порылся в нем, вытащил что-то черное и блестящее, просунул руку между прутьев решетки и прицелился в голубое небо.
Ба-ба-а-х! Выстрел грохнул так, что со свода ворот нам за шиворот посыпалась известка.
Только это и вывело пса из себя. Он поднялся и, насколько позволяли его старые кости, помчался прочь и пропал из виду в противоположном конце двора.
Во втором этаже распахнулось окно.
— Хулиганы! Убийцы! Разбойники! — взвизгнул резкий женский голос. — На помощь!
Станда спрятал пистолет в нагрудный карман.
— Полно кричать, пани, лучше спуститесь и впустите нас!
Вслед за женщиной в окне появилась небритая физиономия кастеляна.
— Нечего вам здесь делать, хулиганы! Замок закрыт, и никому сюда хода нет. А будете стрелять, вызову милицию. — Он оттащил жену от окна и собрался захлопнуть ставни. — Ишь сброд проклятый! — чертыхнулся он, облегчив душу.
Стекла снова задребезжали, и опять стало тихо. Какое-то время мы стояли, уставившись на закрытые створки, поблескивавшие в лучах солнца. Миша сказал:
— Во как нам всыпали!
Оторвав взгляд от затихшего замка, Станда тронул меня за плечо:
— Давай-ка обойдем стену кругом — может, найдется какая лазейка. Остальные посидят здесь и присмотрят за рюкзаками.
Я пошел вдоль каменной ограды вправо, сопровождаемый завистливыми взглядами товарищей. Первое, пусть маленькое, но приключение, а они должны сидеть без дела!
Мне пришлось продираться через сплошные заросли. Подойти к ограде было совершенно невозможно. Изгибаясь, я кое-как пролезал меж густых переплетений кустарников, которым ничто не мешало здесь разрастаться. Спасибо еще, что зеленая листва защищала меня от жарких солнечных лучей. Только в ее тенистой прохладе еще и можно было передвигаться довольно быстро. Но каменная стена все не менялась. Во многих местах у ее навеса недоставало черепиц, и там росли пучки травы и молодые деревца. Кое-где ветви старых кустов бузины доставали до самой ограды. Казалось, по ним можно бы и забраться наверх, если бы не уйма колючек, которыми был утыкан ее ствол. Метр за метром преодолевал я зеленые заграждения, зудели воспаленные царапины, все тело чесалось от пота и пыли, как вдруг откуда-то послышался слабый плеск воды. Я не поверил своим ушам. Вам небось такого испытать не доводилось — вот и попытайтесь вжиться в ситуацию: начало июля, солнце в самом зените, за шиворотом полным-полно разной дряни, а вся рубашка взмокла от пота.
Где-то поблизости должна быть вода! Эта мысль гнала меня вперед не только ради короткого счастья смыть грязь после трудной дороги, но и ради всех последующих дней, которые нам предстояло провести в этом замке. Мне не следовало отклоняться от выбранного курса, но журчание становилось все ближе и ближе, как будто ручей вытекал прямо из-под каменной стены.
Вскоре мои ожидания подтвердились. Когда я продрался сквозь последнюю преграду, у меня прямо под ногами оказался ручей — точнее, ручеек, едва ли полметра в ширину и сантиметров двадцать в глубину. Но вода в нем была чистая, прямо кристальная.
Я опустился на колени. Не затем, конечно, чтобы совершить жертвоприношение, как это было принято у моих крестьянских предков, просто меня притягивала журчащая прохлада воды.
Я поплескал на лицо, на шею, на зудящие руки, стащил с себя рубашку и стал пригоршнями поливать водой тело.
Ручеек вытекал из-под ограды замка. У ее основания было выложено дугообразное отверстие, какие можно видеть у старых каменных мостов. Только такое крохотное, будто его смастерили из деталей детского конструктора. Вот он — первый способ пробраться в замок. Я уже расстегивал техасы, собираясь опробовать этот путь, как вдруг мне показалось, что тень около меня сгустилась, и движения мои сковал страх. Я был здесь не один, за мной следил чей-то пристальный взгляд. Откуда исходил этот взгляд, я не знал, но чувствовал его на себе — и потому не мог избавиться от охватившей меня тоски. Я принялся насвистывать и, сняв брюки, в одних трусиках, ступил в воду, делая вид, что целиком поглощен таким серьезным делом, как мытье ног. Держался я очень непринужденно, посвистывал, как воробей на крыше, по-всякому наклонялся и изгибался, стараясь незаметно оглядеть окрестности. И я его обнаружил — он сидел довольно высоко, между двух кустов. В рамке из зеленых ветвей блестели, наблюдая за мной, два горящих глаза. Должно быть, они принадлежали довольно высокому человеку, а может, он стоял на каком-нибудь чурбане или каменной глыбе, потому что, насколько я успел определить, глаза были метрах в двух от земли.
Читать дальше