Владимир Мирнев - Живое дерево

Жеребец всхрапывал, поводя головой, и тогда звенела наборная узда, звенела и кружилась у Юры голова. Нет, даже четыре новеньких автомашины, полученные колхозом в прошлом году, не затмили Шторма.

— Садитесь, ребятки, — сказал Захар Никифорович, когда Шторм скрылся из виду, оглядел ребят, прошёлся между партами. — Это я попросил конюха проехать перед школой. Ребятки, кто ещё видел такого коня, как Шторм?

Класс молчал. Никто не видел такого коня. Даже девочки, которых никак не заподозришь в любви к лошадям, молчали.

— Я видел, — сказал Юра.

— Где ты, Юра Бородин, видел? — спросил учитель, пристально посмотрел на Юру и начал листать журнал так медленно, что все решили: плохи Юрины дела.

— Чапай ездил на таком коне.

— Почему ты так решил? Откуда ты это знаешь?

— Я кино пять раз смотрел. Когда в атаку он мчался на коне, Захар Никифорович. У нас дома есть книжка про Чапаева, там нарисован такой жеребец. Ух, какой!

— Допустим, Юра, у Чапаева был такой жеребец, А теперь, ребятки, все напишут небольшое самостоятельное сочинение. Достаньте тетради и напишите: «Что я знаю о лошадях».

— А о гусёнке можно? — спросила Соня Кенкова. — У нас дикий гусёнок живёт. Мне его папа привёз.

Все повернулись к Соне и внимательно слушали. Дикие гуси редко посещали Фросино, потому что не было вблизи села ни озера, ни речки, ничего, кроме котлована, который они, видимо, не жаловали. Если бы речь шла о куропатках, воробьятах, сорочатах и других птенцах, тогда другое дело, но о гусёнке — это было интересно. Один Юра безучастно глядел в окно, будто уже тысячу раз видел диких гусят.

Соня стала рассказывать, какой он, этот гусёнок, распрекрасный. А Юра принялся громко зевать, показывая, что ему неинтересно, скучно от её рассказа. Но всем было интересно. Тогда Юра вытащил из сумки большого фиолетового жука, пойманного на навозной куче, соорудил из ниток сбрую; жук еле-еле шевелился и не выказывал желания участвовать в гонках по парте.

— А я знаю, где совята живут, — громко сказал Юра, и все ребята повернулись к нему: не каждый день можно увидеть мальчика, который знает, где живут совята.

Соня, только что сиявшая и весело рассказывавшая о проделках гусёнка, притихла.

— Ну, а теперь, ребятки, пора писать, — сказал учитель. — Запишем себе в тетради план: 1. Зачем я хочу иметь лошадь. 2. Моя самая любимая лошадь в колхозе. 3. Что даёт лошадь человеку. Юра Бородин, убери с парты своего жука. Ребятки, вот здесь, после плана, напишите любое четверостишие о животных, а если не знаете о животных, тогда о птицах. Это будет как бы эпиграфом. Ну, а теперь за дело.

Учитель грустно окинул взглядом класс. Юра повернулся к Саньке:

— Фома, ты знаешь, мне б только начать, а конец — во какой будет!

Юра не знал, о чём писать. Он вспоминал истории, в которых участвовали кони, и все там кони были красивыми, всех Юра любил, и все походили на Шторма. Вот если б хоть разочек прокатиться на нём, но разве разрешит дядя Митя? Юра представил себе, как он вырастет, приедет в село генералом, а ему, старому воину, со шрамами на обеих щеках, с многочисленными ранами на руках и ногах, подведут Шторма, и он легко, этак стремительно вскочит на Шторма и проедет мимо Кенковых, а Соня уже будет нянчить своих детей, а дети спросят её: «Мама, кто этот красивый генерал на коне?» А Соня отвернётся и, возможно, заплачет: «Он, детки, учился со мной в одном классе. Когда я рассказывала о гусёнке, он сказал, что знает, где живут совята». И Юра написал: «Однажды по Фросино на красивом коне, которого звали Шторм, ехал после победы над коварными врагами всех мастей старый генерал, у него были шрамы на обеих щеках и ногах». Тут Юра вспомнил, что после плана нужно написать четверостишие, зачеркнул написанное. Какое написать стихотворение? Два года назад к ним в гости приезжал из Киева дядя Антон, в честь его приезда устроили вечер. Дядя на вечере пел много-много частушек, и одна очень понравилась Юре. Дядя плясал — ходуном ходили под ногами половицы, а мама качала головой и говорила: «Эх, Антон, Антон, ну и молодец ты».

Когда гости разошлись, дядя допоздна рассказывал о каком-то неслыханном жеребце, который однажды спас ему жизнь именно в тот самый момент, когда смерть уже наступала дяде на самые пятки и, страшно сказать, дышала в затылок. Дядя рассказывал-рассказывал, а потом вдруг, отбивая дробно плясовую, весело запел. Юра запомнил понравившуюся частушку: