Дмитрий Щеглов - Липкий киллер

Про одежду я уже и не говорю. Одет я был по самой последней московской рэп-моде. На мне были джинсы-трубы. Так обычно называются прямые штаны с очень широкими штанинами, у меня они были в диаметре сорок пять сантиметров. Вообще-то носятся эти штаны сильно приспущенными, а особый шик, если из-под них видна резинка трусов. Соответственно, и майка на мне была длинная, ниже колен. Она была размеров на шесть больше настоящего размера. Больше всего мне нравилось, как модно у меня по земле волочились штаны. Сегодня я собирался кое на кого произвести фурор, неизгладимое впечатление.

— Кул? — на английском языке повторил я вопрос. «Кул» значит «здорово, классно».

— Не-е-е, отстой какой-то, — скептический взгляд моего приятеля говорил обратное. Данила не успел расшифровать свое резюме, когда хлопнула входная дверь и на крыльце дома в сопровождении матери показалась Настя. Она была одета по-спортивному. Кроссовки, джинсы и рубашка. Если бы не длинная коса, заколотая на затылке, никто бы не догадался, что мы не компания из трех мальчишек.

— Пришли? — вместо приветствия спросила она.

Ну что за охота задавать глупые вопросы, видит же, что пришли. Настина мама, Анна Николаевна, поздоровалась с нами.

— Здравствуйте мальчики. Вот, передаю ее на ваше попечение, чтобы привезли ее обратно живой и невредимой. Ну да здесь до Верблюдовки недалеко, всего двадцать километров. Я думаю, денечек погостите, медку на пасеке поедите, познакомитесь с Настиными дедом и бабушкой и можете возвращаться. Родные отпустили?

Мы с Данилой скорее кивнули головами.

— Угу.

Мне показалось, что Анна Николаевна будет сейчас для нас повторять те наставления, что давала с вечера дочке. Так и есть.

— Приедете, держитесь вместе. Не хотела ее одну отпускать, там с автобусной остановки идти до деревни километра два лесом и полями. Страшно, девочка все-таки. Настя хотела, чтобы один из вас с ней ехал, а я настояла, чтобы оба, так мне спокойнее.

Мы с Данилой одновременно посмотрели друг на друга. Кого же, интересно, первого пригласили в почетный эскорт? С кем Настя хотела ехать? И кто теперь у кого будет путаться под ногами? Нет, это Данилу дали нам в нагрузку, решил я. А меня предупредили заранее, вон я успел сбегать в парикмахерскую и сделал какую модную прическу. Молодая парикмахерша только оказалась несовременной.

— У нас так не стригутся, — ворчала она.

Пришлось ей популярно излагать теорию поступательного движения прогресса.

— Глубинка у вас тут, что сделаешь, цивилизация в медвежьи углы медленно доходит. Небось спикера от бартера отличить не можете, лаптем «шти» до сих пор хлебаете, а Лазурный берег и вовсе не знаете на берегу какого моря.

— Ты москвич, наверное? — спросила парикмахерша.

— Ага, — не подумав, я подтвердил.

— С тебя сто рублей.

В парикмахерской, молча слушавшей нашу пикировку, засмеялись. Пришлось держать марку и небрежно отдать сторублевку, хотя самая дорогая стрижка, указанная на листке бумажки, приколотой к входной двери парикмахерской, равнялась сорока рублям. Встав из кресла, мне надо бы сразу уйти, а я еще повертелся перед зеркалом, мешая парикмахерше убирать рабочее место.

— Наверное, на Лазурный берег собрался? — ехидно спросила она. — Приедешь обратно, зашел бы рассказал, как там во Франции. Как в казино, как в Монте-Карло. Как лангусты с анчоусами.

В глаза, конечно, я не видел никаких лангустов и не знал, с чем их едят, с анчоусами или без, поэтому, чтобы последнее слово осталось за мной, буркнул на выходе:

— Ладно, так и быть, если нет у тебя жениха, черкну пару строк, вижу, очень тебе понравился.

В парикмахерской снова засмеялись.

— Подрасти сначала, жених, — услышал я из-за закрытой двери.

Все лето я проводил у бабушки с дедушкой в небольшом старинном городке среди колокольного звона множества церквей и пасущихся коз. Мои друзья, ровесники Настя и Данила, составляли нашу компанию не разлей вода. Когда вчера после стрижки я заявился домой, бабушка всплеснула руками:

— Боже мой, что с тобой сделали, за что? Совсем стричь не умеют. — И повернулась к деду: — Я тебя, старый, больше в парикмахерскую не пущу.

А дед спросил:

— Кто тебя так оболванил?

Как им объяснить, что у меня на голове последний писк моды. Поэтому сейчас, стоя у калитки Настиного дома, я ожидал какой-нибудь едкой реплики. Анна Николаевна внимательно с ног до головы оглядела нас с Данилой и культурно промолчала. У Насти был с собой рюкзак, который я взял и закинул на плечо. С собой я прихватил только бинокль. У Данилы в руках был целлофановый пакет. Можно было трогаться в путь. Анна Николаевна давала последние наставления: