Сергей Карпущенко: Тайна монеты Каракаллы

Последний вопрос привел «констебля» в совершенное бешенство.

— Во-первых, — буквально заорал он, — я тебе никакой не констебль! А во-вторых, ты, я вижу, сам сатанист, и я тебя сейчас посажу на электричку да и отправлю в Питер, а то в отделение сдам!

Кошмарик обиделся:

— Какой я вам сатанист! Сатанистов не видели, констебль…

Наконец, побродив с полчаса, они оказались на границе того самого участка, только сейчас ничто здесь не напоминало Володе развалины античного храма, и он с большим разочарованием смотрел на сваленные бетонные глыбы.

— Здесь это было… — пробормотал он.

— Здесь? — недоверчиво переспросил «констебль». — А может, вон там? Там тоже дом строится. И указал рукой в сторону, где чернела взрытой землей строительная площадка.

— Нет, я точно помню — здесь, — упрямо сказал Володя. — Я с дороги только несколько шагов сделал и остановился возле этих блоков.

— Так, хорошо, — оживился участковый, — а зачем, скажи, тебе вообще понадобилось ночью заходить на чужой участок, на котором к тому же строительные материалы сложены? А?

Маме вопрос не понравился, и она сказала:

— Позвольте, товарищ или… господин лейтенант, не знаю… — Вы что, Володю в чем-то подозреваете? Это вы эти страшные корявые плиты материалом именуете? Уж не намекаете ли вы, что мой сын зашел на эту площадку, чтобы поживиться здесь чем-то?

Но участкового было трудно смутить. Он только разозлился:

— Да, гражданка! Эти строительные материалы лежат на приватизированном участке весьма состоятельного человека. А ваш сын, придя сюда ночью, вторгся на частную собственность! Ну да посмотрим, что здесь дальше было. Рассказывай и показывай! Где ты стоял?

Володя был смущен и раздосадован. Он уже жалел, что обратился к этому равнодушному, черствому человеку и плохому специалисту. Но нужно было отвечать, и Володя пошел туда, где, как ему казалось, он вчера подвергся нападению. Он смотрел на рыхлую землю, ожидая найти следы от своих кроссовок, но их не оказалось — он и не знал, что под утро шел дождь и следы размыло. Он готов был вот-вот заплакать от огорчения и досады, но вдруг что-то блеснуло, и Володя, подойдя ближе, увидел свой нож, оброненный им вчера. Он нагнулся было, чтобы поднять его, но участковый с какой-то чуть ли не обезьяньей ловкостью, которой никто от него не ожидал, подскочил и быстро поднял нож.

— А ну-ка, разреши! — взял он нож двумя пальцами. — Что это такое?

— Мой нож, — ответил Володя.

— Твой, значит. А откуда он здесь? — уставился милиционер прямо в его глаза.

Об ударе ножом Володя с мамой в заявлении не написали, догадываясь, что это органам правопорядка не понравится, но теперь мальчик решил все выложить начистоту и рассказал, как было дело. Участковый, выслушав рассказ, ехидно заулыбался.

— Да, мамаша, ничего себе у вас сыночек — холодным оружием нанес неизвестному ранение! И вы еще пришли ко мне с заявлением? Хотите разыскать человека, пострадавшего от вашего сына? Ну, просто оригинальнейшая вы, мадам, женщина!

Мать вспылила:

— Да что вы говорите, лейтенант! Да вы посмотрите на шею моего сына — она вся в синяках. Это следы пальцев того садиста, и, если бы Володя не ударил негодяя ножом, он, возможно, лежал бы сейчас на этой вот земле!

— Очень сомневаюсь в этом! — в свою очередь ожесточился милиционер. — Я работаю на Вороньей горе восемь лет и никаких таких случаев с удушением детей на моем веку зафиксировано не было! Уверен, что кто-то решил подшутить над вашим сыном, а он испугался да с испугу саданул шутника этим финарезом. Участковый пошлепал лезвием ножа по раскрытой ладони, словно измеряя его длину и прикидывая — можно ли Володю привлечь к ответственности за ношение столь страшного оружия.

Володя и Виктория Сергеевна не знали, что возразить милиционеру. Мальчик был уверен, что ночью на него напали и это вовсе была не шутка, но страх за то, что нанесенный им удар ножом этот мент расценивает как преступление, сковал его волю. Мать тоже казалась смущенной. Она знала, какой впечатлительный ее сын, а тут все смешалось — и его ночной кошмар, и нападение неизвестного, которого он называл Каракаллой. Участковый же, видя, что и «мадам», и ее пострадавший от какого-то шутника сын смущены, смягчился.

— Знаете что, — сказал он, щелкая кнопками своей сумки, — будет лучше для вас же самих, если вы заберете свое заявление. Нож этот тоже возьмите, только, мамаша, я бы вам советовал своему сыну его не отдавать, чтобы он не напоролся на статью уголовного кодекса. Сидел бы лучше дома и вырезал бы этим ножиком из дерева зверюшек всяких.