Сергей Карпущенко - Тайна монеты Каракаллы

— Желтый! — не сказал, а только выдохнул Любитель. — Он пришел ко мне! Я знал, что он придет!

Кошмарик присмотрелся — на заборе сидел Володя, которого Ленька поначалу не узнал, потому что у другана никогда не было такой футболки. Что делал здесь приятель, почему залез на забор, зачем надел желтую футболку, Ленька понять не мог. А Любитель с криком «Желтого!!» бросился к дверям, заскрежетал замком, выскочил на крыльцо, и Кошмарик увидел, что помешанный бежит по умощенной плитами тропинке прямо к забору, к Володе, и руки его протянуты вперед. Более отвратительного и пугающего зрелища Ленька в своей жизни не видел. До забора Любителю оставалось добежать метра три, как вдруг Володя, сидевший до этого на заборе неподвижно, как китайский император на троне, исчез, спрыгнув вниз. Раздался крик отчаяния, какие-то бессвязные призывы. Любитель, то ли плача, то ли бранясь, кинулся к воротам, распахнул их и скрылся за ними. Ленька слышал лишь его удаляющийся крик.

Кошмарик обалдело смотрел на двор. Он уже жалел о том, что пришел в это логово, в замок Синей Бороды, жалел, что ради денег стал дразнить этого страшного человека. Сейчас он был прикован к окну, боясь, что появится маньяк, волокущий упирающегося и кричащего Володю. Кошмарик понимал, что, воспользовавшись отсутствием Любителя, он может беспрепятственно покинуть его дом, но Леньку удерживало то, что он еще не договорился с Любителем о сделке.

«Неужели и я когда-нибудь свихнусь на этом золоте и буду кричать, как последний псих: „Желтого! Желтого!“» — с омерзением подумал Кошмарик, впервые в жизни усомнившись в том, что деньги могут сделать человека счастливым.

И тут в проеме ворот появился Любитель. Его волосы беспорядочно падали на лоб, на лице были страдание и мука, когда он, пошатываясь, шел к дому.

— Не догнал! — произнес он со скорбью в голосе, когда вошел в зал, и Кошмарик каким-то комариным, тонким голосом пропищал:

— Ничего, еще догонишь. Так когда мне тебе монету принести? Хочешь завтра?

— Нет, не завтра! — твердо и мрачно сказал любитель. — Сегодня! Через два часа я буду ждать тебя на горе, там, где летали дельтапланы! Ты обязательно придешь! Я принесу тебе деньги…

Дверь была открыта, и Кошмарик тенью выскользнул на крыльцо, вышел за пределы домовладения и в каком-то чаду стал карабкаться вверх по тропе. Еще не поднявшись на самую вершину, он услышал донесшееся из кустов:

— Мен, почем у вас монеты для маньяков?

Желтое пятно ярким фонарем светилось между веток. Это был Володя.

Кошмарик шел стремительно — Володя даже не поспевал за ним. Шел и молчал, весь бледный и напряженный, носик его стал еще острее, так что в профиль Ленька напоминал то ли грача, то ли дрозда, нахохлившегося на ветке под дождем. Пошел же Ленька не в сторону дома, а на гору. Володя несколько раз пытался привести его в чувство, но тот словно окаменел — ни гугу. Так дошли они до останков дворца Марии Федоровны. Ленька перескочил через груду кирпичей и уселся на кочку, обхватив себя руками под коленками и положив на них голову. В этой позе он был очень похож на Аленушку, сидящую на берегу, и это рассмешило Володю. Он был очень горд своей придумкой, в результате чего маньяк совсем себя раскрыл.

— Через два часа я должен с ним встретиться, здесь, на горе, только я не пойду к нему, — скороговоркой неожиданно выпалил Кошмарик и снова замолчал.

— Он что… напал на тебя? — осторожно спросил Володя.

— Считай, что напал. Если бы не ты, не знаю… Я ведь раскрутил его в разговоре, он признался, только не знаю, будет ли это милицией учтено…

Кошмарик достал плейер, перемотал пленку к началу, и полился длинный нудный разговор художника-маньяка с подростком, явившимся в его дом, чтобы уличить того в тяжких преступлениях. Записалось все отлично, даже дикие крики Любителя: «Желтого! Желтого!», но Володя, прослушав пленку, неопределенно пожал плечами:

— Кроме его фразы «А ты еще сомневался?», ничего для суда интересным быть не может. Где доказательства? Он скажет — я шутил, я играл, я пугал, не мой голос, скажет он в конце концов! Конечно, ты можешь попугать этого психа тем, что отдашь кассету в органы, но там тебе скажут то же, что и я.