Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров

Да ну ещё, думать о нём, сердито оборвал себя Рат. Он — проводник, они — туристы, как в прошлом году. Тогда на него тоже сперва посматривали свысока (правда, из-за возраста), а потом всё было нормально.

Но те туповатые и в общем-то добродушные и неплохие «новорусские» из Благовещенска не были ему двоюродными братьями, чёрт побери!!!

Шаги были неслышными, но Рат ощутил присутствие человека за спиной и, не поворачиваясь, по запаху дезодоранта понял — Егор. У девчонки, которая требовала, чтобы её называли «Синти», парфюмерия пахла, конечно, не так. А рыжий Сашка вообще ею не пользовался.

— Спать неудобно? — спросил он, не поворачиваясь. Егор — тоже босиком, в штанах от камуфляжа, встал рядом и, не ответив на вопрос, задал свой:

— Ты не куришь? — Рат покачал головой. — А я закурю.

Егор достал пачку каких-то сигарет, щёлкнул зажигалкой — вполне умело — и затянулся с наслаждением. Опёрся грудью и руками на перекладину оградки. Затягивался снова и снова, стряхивал пепел в траву. Позвал: «Кс,» — но кот бесшумно поднялся и канул в темноту, покачивая хвостом.

Рат ждал. Не разговора, а когда Егор докурит и уйдёт — ему хотелось побыть одному и подумать. Но Егор, щелчком отправив окурок куда-то в ночь, повернулся лицом к Рату, опёрся о перекладину локтем.

— Значит, ты мой двоюродный брат.

— Значит, так, — Рат невольно повторил его позу. Теперь они стояли лицом к лицу, внимательно разглядывая друг друга — очень похожие и всё-таки очень разные.

— Очень приятно, — голос Егора был неприятным. — Надо будет сказать папе, что он меня крайне порадовал. И чего ты хочешь?

— Я? — Рат искренне удивился. — Ничего… Подожди, а что ты имеешь в виду?

— Деньги? Какое-то место где-то в ВУЗе? Ну, что? Вообще-то надо пользоваться случаем — раз уж в папочке взыграли атавизмы…

— Не понимаю, — Рат подумал, что лучше всего уйти, но воли не хватило.

— Чего тут непонятного? Родная кровь, всякая такая ерунда… Это только русский так может — всего добиться в жизни самому и постоянно стыдиться, что не помог какому-нибудь неудачнику только за то, что он с тобой был в родстве. На Западе эту чушь давно забыли — наживи своё и не зарься на чужое.

«Интересно, он знает, как близок к тому, чтобы оказаться в траве со сломанным носом?» — спокойно подумал Рат, не сводя глаз с Егора.

— И много ты нажил? — поинтересовался он равнодушно. И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Можешь не беспокоиться. Никакая доля никакого наследства мне не нужна и ни на какие протекции я не рассчитываю… видишь, какое умное я слово знаю — протекции?.. Так вот. Твой отец мне заплатил за то, чтобы я устроил тебе экскурсию по тайге. Это моя работа. Можешь считать меня африканским проводником при белом господине, мне нас… ть. А что я твой двоюродный брат… так не заговори ты об этом — я бы тем более промолчал. Не было вас с отцом — и не надо. Пережили бы. И я, и бабка… которая ему мать. Это у вас ещё атавизмом не считают?

Для Рата это была длинная речь. А для Егора — скорей всего неожиданная. Вряд ли он был дураком — не мог не понять, что Рат искренен, и уже с середины его глаза стали удивлёнными. Когда же Рат замолчал, Егор вдруг спросил:

— Это правда, что наш дед был героем войны?

— Обеих войн. И ещё гражданской, — добавил Рат, — хотя там какой героизм… Он у атамана Семёнова служил, а когда тот ушёл в Китай в 21-м, дед с ним не согласился и остался. Его чуть не расстреляли, но потом оставили… Разве тебе это интересно?

— А что? — с вызовом спросил Егор. — Не верится?

— Нет, — честно признался Рат. И удивлённо отшатнулся — Егор вдруг подался к нему, покраснел так, что было заметно в темноте, задышал тяжело и вытолкнул:

— Слушай, ты… ты же ничего не видел… в своей… — круто повернулся и метнулся к двери.

— Осторожно, поро… — начал Рат, но опоздал. Егор коротко вскрикнул, сложился втрое и сел около входа, схватившись за левую ступню. С разбегу и со злости он махнул большим пальцем по высокому порогу — обитому войлоком для зимнего тепла, но всё равно больно, а главное — Рат это понимал — обидно при нём. Егор поднял лицо — на глазах блестели слёзы — и, мазнув по двоюродному брату, так и не слезшему с перил, злым взглядом, захромал в дом.

Рат шёпотом выругался и стукнулся затылком в опорный столб навеса — посильней, чтобы стало больно. Отец говорил ему: «Если идёшь в тайгу не один — смотри, чтобы не было обиженных или злых. Не вернуться можно.»

Рат уже не раз убеждался, что всё, сказанное отцом, было справедливо.