Константин Шишкан - Спасенное имя

«Эти барельефы, — сказала Анна Владимировна, — задуманы мною как символ мужества. Каждое из лиц я лепила, вспоминая товарищей по отряду.

Здесь, конечно, нет конкретных черт определенных героев. Мне хотелось, чтобы они «читались» как обобщенный образ партизан.

На памятнике будут высечены имена павших. Не все, к сожалению, установлены, но мы продолжаем поиски…»

Мужчина повернул голову в сторону телевизора.

«Ну вот, пожалуй, и все, — продолжала Анна Владимировна. — Сейчас эти барельефы почти готовы. Я выезжаю в село Виоре́ны. Надеюсь, через несколько дней, в конце августа, состоится открытие памятника».

Мужчина наклонил голову, прислушался.

«Дорогие телезрители, — сказала диктор, — в нашей передаче «Художник и время» мы познакомили вас с новой интересной работой архитектора Семена Ра́ду и скульптора Анны Пече́рской.

Заканчивая передачу, хочу сообщить, что в коллекции архитектора есть любопытнейший экспонат. Прошу вас, Семен Никитич».

«Этюд, о котором идет речь, — сказал Раду, — мне прислал из села Виорены Федор Ильич Кайта́н, мой старый друг по партизанскому отряду. Ныне он пенсионер, заслуженный учитель республики. Прислал вот в этой черной шкатулке, — и он показал телезрителям плоскую металлическую шкатулку. — Этюд необычен тем, что написан маслом на жести. Художники не часто используют подобный материал. Но была война…»

Звук неожиданно пропал. На экране Раду что-то говорил, затем показывал этюд. На нем был изображен раскидистый клен.

Из динамика телевизора слышался сплошной треск. По экрану бежали белые вибрирующие полосы.

Мужчина подошел к телевизору, покрутил ручку настройки. Изображение замелькало и, наконец, установилось, но звука по-прежнему не было.

Раду продолжал о чем-то рассказывать. Человек с бородкой хватил кулаком по ящику телевизора. Тотчас же появился звук.

«…В истории партизанского движения Молдавии, — говорил Раду, — есть один пробел. До сих пор неизвестна причина гибели группы, действовавшей в этом районе».

Мужчина достал из кармана папиросы, закурил. Он с интересом слушал Раду. Но звук пропал, и он снова хватил кулаком по телевизору.

«…осле разгрома немецкого гарнизона, — сказал Раду, — в столе коменданта была найдена шкатулка с этюдом. На нем — немецкий штамп. Вот он… На этюде изображен клен с дуплом. Как стало известно, клен — партизанская явка. Но кому понадобилось его рисовать? Кто автор этюда? Это пока остается загадкой. Напишите нам, если что-нибудь знаете о событиях тех далеких лет. Мы надеемся, что тайна этюда…»

Звук на этот раз пропал окончательно. Напрасно мужчина стучал кулаком по телевизору, вертел все ручки — звук не возвращался. Изображение еще удерживалось, но не было слышно ни слова.

На экране Раду, передавая шкатулку Анне Владимировне, что-то еще говорил, но, дрогнув, исчезло изображение, и его заменил электронный занавес.

— Надо же! — сказал мужчина.

Он постоял с минуту у топчана, затем надел черный берет, выключил телевизор.

Взяв походный этюдник, неторопливо шагнул за порог.

По белой трубе ватмана спустился на стол паук. Дверь хлопнула, и он притаился среди крошек на столе.

Пыльной сухой дорогой устало брел путник. Лицо его было мокрым от пота. Узкая, клинышком, бородка лоснилась. В руке он держал походный этюдник.

Всякий раз, когда на дороге появлялась машина, он, волоча ногу, сворачивал на обочину.

Из-за холма неожиданно вынырнул грузовик. Человек, не успев сойти с дороги, остановился. Грузовик резко затормозил. В кабине, рядом с шофером, сидела уже знакомая нам Анна Владимировна. В кузове на больших, грубо сколоченных ящиках устроился мальчик лет тринадцати. В углу удобно разлегся лохматый пес Каквас.

— Садись, подвезу, — шофер распахнул перед путником дверцу. — Как говорят, пока ходишь, надо ездить.

Но человек, покачав головой, молча двинулся в путь.

Пес в кузове заворчал.

— Да стой же ты! — Шофер выскочил из кабины. — Ногу подвернул?

— A-а, — махнул рукой путник. — Ерунда. Не стоит беспокойства…

— Какое беспокойство? Хотел помочь.

— Спасибо, не надо.

— Как знаешь, — сказал шофер. — Бывай.

Навстречу им мчалась колхозная «Нива».

— Привет, Андрие́ш! — крикнул водитель встречной машины.

Андриеш помахал рукой, еще раз поглядел вслед путнику, хлопнул дверцей. «Странный народ — художники!» И включил скорость.

Человек, сделав несколько шагов, свернул в посадку.