Лемони Сникет - Кошмарная клиника

— Я думаю, надо зайти внутрь, — заметила Вайолет и достала из кармана ленту, чтобы подвязать волосы. Вайолет, старшая из Бодлеров, была, вероятно, лучшим четырнадцатилетним изобретателем в мире. Она всегда стягивала волосы лентой, когда хотела решить какую-то проблему. А сейчас она как раз пыталась разрешить труднейшую проблему из всех, с какими до сих пор сталкивались она и ее младшие брат и сестра. — Вдруг там найдется кто-нибудь, кто нам поможет.

— А если там найдется кто-то, кто видел наши фотографии в газете, — возразил Клаус, средний Бодлер, который недавно провел свой тринадцатый день рождения в гадкой тюремной камере. Клаус обладал редкой способностью помнить почти каждое слово из всех почти тысяч прочитанных им книг. Сейчас он нахмурился, припоминая кое-какие лживые слова, прочитанные недавно в газете. — Если они читали «Дейли пунктилио», — продолжал он, — они, возможно, поверили всем ужасам, написанным про нас. И тогда они не станут нам помогать.

— Эйджери! — вмешалась в разговор Солнышко. Она была совсем крошкой, и, как у большинства детишек, разные части ее тела росли с разной скоростью. У нее, например, было только четыре зуба, но все острые, как у взрослого льва. И хотя младшая из Бодлеров недавно уже научилась ходить, она еще только овладевала способностью говорить так, чтобы взрослые могли ее понимать. Однако Клаус и Вайолет сразу сообразили, что она хочет сказать «Не можем ведь мы идти так вечно», и кивнули в знак согласия.

— Солнышко права, — сказала Вайолет. — Лавка называется «Последний Шанс», и, судя по этому, она единственное строение на мили и мили вокруг. Возможно, это наш единственный шанс получить помощь.

— Да, и поглядите, — Клаус указал на объявление, приклеенное в верхнем углу стены, — мы можем послать из лавки телеграмму и таким образом получить помощь.

— Кому же мы пошлем телеграмму? — спросила Вайолет, и снова Бодлеры остановились и задумались. Если вы человек как все другие, у вас имеется уйма друзей и родных, к кому вы можете обратиться в беде. Если вы, например, проснулись среди ночи и увидали женщину в маске, пытающуюся влезть к вам в окно спальни, вы можете позвать на помощь маму или папу, чтобы они выпихнули ее наружу. Или же если вы безнадежно заблудились в незнакомом городе, вы можете попросить полицейского подвезти вас куда надо. А если вы писатель, и вас заперли в итальянском ресторане, и он медленно заполняется водой, вы могли бы призвать на помощь знакомого слесаря, пекаря или специалиста по производству губок. Но несчастья бодлеровских детей начались с известия, что их родители погибли в ужасном пожаре, так что Вайолет, Клаус и Солнышко не могли призвать их на помощь. Не могли дети и обратиться за помощью в полицию, поскольку полицейские относились к числу тех, кто гнался за ними весь вечер. Не обратиться им было и к знакомым, так как по большей части те не в состоянии были им помочь. После смерти родителей сироты часто оказывались на попечении многообразных опекунов. Одни были жестокие. Некоторых убили. А один, некий Граф Олаф, жадный и коварный негодяй, как раз и являлся главной причиной того, что дети одни глубокой ночью стояли сейчас перед лавкой «Последний Шанс» и мучились вопросом, к кому же обратиться за помощью.

— По, — выпалила Солнышко. Она имела в виду мистера По, банковского чиновника, который постоянно кашлял и на котором после гибели родителей Бодлеров лежала обязанность заботиться о детях. Помощь от него была ничтожная, но все-таки он не был жестоким, не был убит и не был Графом Олафом. Так что уже эти три причины давали основание обратиться к нему.

— Да, пожалуй, можно попробовать, — согласился Клаус. — В худшем случае он скажет «нет».

— Или закашляется, — добавила Вайолет с полуулыбкой.

Ее младшие брат и сестра тоже улыбнулись, и все трое, толкнув скрипучую дверь, вошли внутрь.

— Лу, это ты? — послышался голос, но, кому он принадлежал, детям не было видно.

Внутри лавки «Последний Шанс», так же как и на наружных стенах, места живого не осталось. Каждый дюйм пространства был заставлен вещами, предназначенными для продажи. На полках громоздились банки консервированной спаржи, на стеллажах — подставки с авторучками вперемешку с бочонками лука и корзинами с павлиньими перьями. На стенах висела кухонная утварь, с потолка свисали люстры, пол был выложен тысячами самых разных плиток, и на каждой имелся ценник. — Ты принес утреннюю газету? — спросил голос.