— Постарайся приободриться, — мягко посоветовала Колетт. — А вдруг завтра случится чудо, и все мы получим то, о чем мечтаем.
Больше никто в фургоне не произнес ни слова. Но пока Хьюго с Кевином вешали два гамака для трех Бодлеров, дети размышляли над тем, о чем сказала Колетт. Чудеса похожи на тефтели: не существует единого мнения относительно того, из чего они сделаны, откуда взялись и как часто возникают. Одни считают, что восход солнца — чудо, так как в нем есть нечто таинственное, и он часто бывает очень красивым. А другие считают восход солнца обыкновенным явлением природы, так как он случается каждый день и к тому же чересчур рано. Одни считают телефон чудом, ибо разве не достойно удивления, что разговариваешь с человеком, находящимся в тысячах миль от тебя. А другие считают телефон просто механическим продуктом фабричного производства, изготовленным из металлических деталей, состоящим из электронной схемы и проводов, которые очень легко перерезать. И, наконец, одни считают, что улизнуть из отеля — чудо, особенно когда вестибюль наводнен полицейскими. А другие считают это обыденным фактом, поскольку это случается каждый день. Таким образом, можно вообразить, будто на свете так много чудес, что не перечесть, или, наоборот, так мало, что и упоминать о них не стоит. Но это уже зависит от того, проводите ли вы вечер, любуясь красивым закатом, или же спускаетесь с задней стороны дома на веревке из гостиничных полотенец.
Однако чудо, о котором размышляли Бодлеры, лежа в гамаках и силясь заснуть, было несравненно чудеснее любых тефтелей, встречающихся на свете. Гамаки скрипели оттого, что Клаус и Вайолет ворочались, пытаясь устроиться поудобнее в одной рубахе и штанах на двоих, а Солнышко старалась пристроить олафовскую бороду так, чтобы она не царапала ей лицо. И все трое размышляли о чуде, столь удивительном и прекрасном, что сердца у них сжимались до боли. Чудо, разумеется, заключалось в том, что кто-то из их родителей жив и либо отец, либо мама каким-то образом уцелели во время пожара, который уничтожил их дом и положил начало злополучным скитаниям сирот. То, что на свете, возможно, существует еще один живой Бодлер, было бы столь непомерным, не-вероятным чудом, что дети прямо боялись и мечтать о нем. И все-таки мечтали. Они размышляли о словах Колетт — мол, вдруг случится чудо и они все получат то, чего больше всего желают, — и ждали утра, когда хрустальный шар Мадам Лулу вдруг подарит им чудо, о котором они мечтают. Наконец встало солнце, как встает каждый день, и наступило раннее утро. Трое Бодлеров спали очень мало, ибо все время мечтали, наблюдали, как в фургоне постепенно светлеет, слушали, как ворочаются в своих гамаках Хьюго, Колетт и Кевин, и предавались размышлениям — вошел ли уже Граф Олаф в шатер гадалки и узнал ли что-нибудь новое. И как раз когда ожидание сделалось совсем невыносимым, они услышали торопливые шаги и гром-кий металлический стук в дверь.
— Просыпайтесь! Просыпайтесь! — раздался голос крюкастого. Однако прежде чем написать, что он сказал еще, я хочу упомянуть еще об одной черте, общей для чуда и тефтелей: и то и другое может выглядеть чем-то одним, а на поверку оказаться чем-то совсем другим.
Так однажды случилось со мной в кафетерии, когда в поданном на ланч блюде у меня обнаружилась маленькая фотокамера. Так случилось и с Вайолет, Клаусом и Солнышком, хотя в тот момент они еще не знали, что сказанное крюкастым обернется чем-то совсем иным, а вовсе не тем, о чем они подумали, когда услыхали голос за дверью фургона.
— Просыпайтесь! — опять закричал крюкастый и замолотил в дверь. — Вставайте, да поживее! У меня прескверное настроение, мне с вами некогда возиться. Работы по горло. Мадам Лулу и Граф Олаф уехали по делам, поэтому я отвечаю за Шатер Уродов. Хрустальный шар обнаружил, что один из проклятых Бодлеров-родителей жив. А в фургоне с сувенирами почти не осталось статуэток.
— Что? — спросил Хьюго, зевая и протирая глаза. — Что вы сказали?
— В фургоне с подарками почти закончились статуэтки, — повторил из-за двери крюкастый. — Но это вас не касается. Народ уже собрался, так что, уроды, чтоб через пятнадцать минут были готовы.
— Подождите минутку, сэр! — Вайолет вовремя спохватилась, что должна говорить измененным, низким голосом. Они как раз вылезали с Клаусом из гамака, по-прежнему деля на двоих одну пару штанов. Солнышко уже ждала на полу, изумленная до такой степени, что даже забыла поворчать. — Вы сказали — кто-то из родителей Бодлеров жив?
Читать дальше