Лемони Сникет - Изуверский интернат

«Что может быть хуже всего этого?» — хотела спросить Солнышко, но хорошее воспитание не позволило ей задать такой вопрос. «Что за жестокие, несусветные наказания и правила? Вы, наверное, шутите?» — хотелось спросить Клаусу, но он и так знал, что ответ будет: «Нет, не шучу». Одна Вайолет придумала вопрос, который стоило задать.

— У меня есть вопрос, завуч Ниро. Где мы будем жить?

Ответ Ниро был настолько предсказуем, что они все могли произнести его хором вместе с этим никчемным администратором.

— Где мы будем жить? — пропищал он издевательским тоном. После чего все-таки соблаговолил ответить: — У нас в Пруфрокской подготовительной великолепное общежитие. Вы не могли не заметить серого здания, построенного целиком из камня и имеющего форму большого пальца. Внутри есть большая общая гостиная с кирпичным камином, комната для игр и большая библиотека, где выдают книги учащимся. У каждого ученика отдельная комната, и каждую среду туда ставится ваза со свежими фруктами. Ну как, нравится вам это?

— Кииб! — крикнула Солнышко, желая сказать что-то вроде: «Я люблю фрукты!»

— Рад это слышать, — продолжал Ниро. — Но только вам все это видеть почти не придется. Чтобы жить в общежитии, вы должны иметь разрешение с подписью кого-то из родителей или опекуна. Но родители у вас умерли, а мистер По говорит, что все ваши опекуны или убиты, или отказались от вас.

— Но разрешение наверняка может подписать мистер По, — высказала предположение Вайолет.

— Нет, наверняка не может, — отрезал Ниро. — Он не родитель и не опекун. Он банковский чиновник, который занимается вашими делами.

— Но ведь это почти одно и то же, — запротестовал Клаус.

— Но ведь это почти одно и то же, — передразнил Ниро. — Надеюсь, после нескольких семестров в Пруфрокской подготовительной вы усвоите разницу между родителями и банковским чиновником. Боюсь, вам придется жить в небольшой лачуге, сделанной целиком из жести. Там нет ни гостиной, ни комнаты для игр, ни библиотеки. Спать вы будете каждый на своей кипе сена и — никаких фруктов. Место мрачноватое, но поскольку, по словам мистера По, вам не раз приходилось испытывать неудобства, я решил, что вам не привыкать.

— А вы не могли бы сделать исключение? — вежливо попросила Вайолет.

— Я скрипач! — завопил вдруг Ниро, — Мне некогда делать исключения! Я должен упражняться на скрипке! Так что будьте добры, покиньте мой кабинет и дайте мне работать!

Клаус открыл было рот, желая сказать что-нибудь еще, но, взглянув на Ниро, понял, что без толку уговаривать этого упрямца, поэтому Клаус с хмурым видом последовал за сестрами к выходу, не сказав больше ни слова. Но когда за ними закрылась дверь, словечко сказал сам завуч Ниро и притом повторил его трижды. Выслушав эти три слова, дети поняли, что он им нисколько не сочувствует: едва они покинули кабинет, как Ниро, считая, что его никто не слышит, сказал: «Хи-хи-хи».

Правда, завуч Пруфрокской подготовительной, конечно, не сказал именно так: «Хи-хи-хи». Когда вы читаете в книге слова «хи-хи-хи», или «ха-ха-ха», или «хе-хе-хе», или даже «хо-хо-хо», это просто означает, что кто-то смеется. Однако в данном случае слова «хи-хи-хи» даже приблизительно не могут описать смех завуча Ниро. Смех был визгливый, смех был скрипучий и какой-то шершавый и даже хрустящий, будто одновременно Ниро жевал жестянку. Но что хуже всего, смех был жестокий. Вообще жестоко смеяться над людьми, хотя и трудно бывает удержаться, если на них, скажем, уродливая шляпа. Но ни на ком из Бодлеров не было уродливой шляпы. Они были просто дети, которые только что услышали неприятные новости, и если бы Ниро испытывал такую уж сильную потребность посмеяться над ними, ему следовало сдержаться, пока они не окажутся вне пределов слышимости. Но завуч Ниро и не собирался сдерживаться, и вот, слыша его смех, бодлеровские дети поняли, что сказанное их отцом в тот вечер, когда родители рано вернулись с концерта, неверно. Есть на свете звук хуже, чем звук скрипки, когда на ней играет не умеющий на ней играть. Визгливый, скрипучий, шершавый, хрустящий и жестокий смех завуча, смеявшегося над детьми, вынужденными жить в лачуге, был гораздо, гораздо хуже. Поэтому, когда я пишу сейчас, скрываясь в горной хижине, слова «хи-хи-хи» и когда вы, где бы вы ни скрывались, читаете слова «хи-хи-хи», знайте, что «хи-хи-хи» — худшие звуки из всех, слышанных Бодлерами.

Выражение «делать из мухи слона» попросту значит преувеличивать что-либо, когда оно вовсе не заслуживает преувеличенного внимания. Легко понять, откуда взялось это выражение. Муха — маленькая, ее можно не заметить, если только она не будет к вам приставать. Чего нельзя сказать о слоне. Он не будет к вам приставать, если оставить его в покое, но не заметить его невозможно, и он в самом деле заслуживает большого внимания. Он очень высокий, и если на него залезть, то можно свалиться, а если его разозлить, то он может напасть и покалечить или даже убить множество людей. И если кто-то делает из мухи слона, он притворяется, будто столкнулся с чем-то таким же опасным, как разъяренный слон, когда на самом деле его просто пощекотала муха.