Алексей Макеев - Проказы разума

– Тебе только шарады загадывать с таким дефектом речи, – хохотнул Георгий, но тут же осекся. – Извини, конечно, Дима, за насмешку. Но уж больно чудно как-то ты говоришь.

– Дно-ла, я чу-хо сказать… э-э… – Он махнул рукой и с тоской поочередно посмотрел на Георгия, потом на меня. Видимо, объяснить он хотел много, да слоги путались, слова не составлялись в предложения, и это раздражало Миклуху, злило и мешало сосредоточиться.

– Тебе скороговорки надо говорить, поговорки всевозможные вспоминать, – посоветовал я. – Тогда, глядишь, речь и восстановиться.

– Точно! – поддакнул Сухарев. – Тебе и говорить побольше нужно. Ты болтай, Дима, не обращай на нас внимания, речь тренируй. Мы тебе поможем.

– Си-спа-бо!

– Ну-ка, повтори: спа-си-бо! – потребовал Георгий.

– Си-бо-спа, – ответил Дмитрий.

Новоявленный логопед покачал головой:

– Нет, нет, еще раз: спа-си-бо!

– Спа-си-бо, – по слогам повторил новичок. – Ага, понял – спасибо! Спасибо, – уже радостно сказал он.

– Ну вот! – довольно рассмеялся Сухарев, и я тоже заулыбался. – Видишь, как здорово получается! Тебя когда инсульт бабахнул? Этой ночью? – поинтересовался Георгий.

Миклухло отрицательно покачал головой.

– Два… дня…назад, – четко выговорил он, – чью-но.

– Ночью! – поправил Георгий.

– Ночью, – послушно, как прилежный ученик, повторил Миклуха. – В боль-ницу при-вез-ли. А чером-ве, после ратабол руг-вд болидго.

Георгий многозначительно посмотрел на меня.

– А ты знаешь, Игорь, он не только слоги путает. Он еще слова вместе объединяет. Я так понимаю, «болидго» – это голова болит. А «ратабол» – работал.

– По-видимому, так, – согласился я.

С грехом пополам наш новый сосед по палате рассказал, а мы, поправляя его, перевели на человеческий язык его нечленораздельную речь. Оказалось, что после работы у Миклухи неожиданно очень сильно заболела голова, потом он потерял сознание, а когда уже пришел в себя, то с ужасом обнаружил, что вместо обычных слов стал лопотать всякую чушь, будто маленький ребенок. Его жена вызвала «Скорую», та приехала, врач поставил диагноз инсульт, и Миклуху отвезли в больницу. Здесь его подселили в палату 1230 напротив нас, в которой тоже два бокса – двух– и трехместный. Все больные в палате, кроме Миклухи, были лежачими, причем в трехместном боксе вместе оказались прокурор, полицейский и вор в законе. В двухместном вместе с Миклухой лежал мужчина в коме, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких, а к его телу прикреплены датчики, фиксирующие его текущее состояние. Поскольку Миклуха более-менее оклемался и в нашей палате освободилось место, то заведующая отделением решила, дабы не усугублять психическое состояние мужика среди лежачих больных, перевести его к ходячим. И еще выяснилось, что у Дмитрия Миклухи в той палате остались кое-какие вещи. Поскольку после инсульта он еще толком не пришел в себя, голова у него кружилась и с координацией было не все в порядке, я вызвался сходить, принести вещи Миклухи.

Я встал с кровати, вышел из палаты и ступил в дверь палаты напротив. Так как я знал, что здесь находятся лежачие больные почти в вегетативном состоянии, то стучать не стал. В левом боксе в самом деле стояли две кровати, но лежал один человек, подключенный к искусственной вентиляции легких и еще к каким-то приборам.

«Васнецов Сергей Анатольевич, 42 года», – прочитал я на табличке, прикрепленной к кровати. Мужчина, лежавший на кровати, казался старше, очевидно, оттого, что осунулся, оброс трехдневной щетиной и кожа вследствие болезни была дряблой, желтоватой, нос заострился, закрытые глаза впали, под ними круги, к узкому вспотевшему лбу прилипли волосы. Жаль мужика, молодой еще. Я быстренько сгреб из тумбочки Миклухи его вещи, в основном туалетные принадлежности, в целлофановый пакет, и в этот момент в «предбаннике» раздались шаркающие шаги.

Я выглянул за дверь – никого. Подошел к соседнему боксу и заглянул внутрь. В точно таком же помещении, как и у нас, стояли три кровати. На всех трех лежали мужчины. Все с закрытыми глазами, все небритые, осунувшиеся, с приоткрытыми ртами. На той, что сразу у входа, была прикреплена табличка «Демченко Евгений Семенович, 49 лет». Кровать слева у окна занимал некий Савельев Вадим Петрович, 56 лет, а справа Посылаев Александр Алексеевич, 45 лет. Кто из них был вором в законе, кто прокурором, а кто полицейским, на табличке не было написано, а потому оставалось только гадать.