Эллестон Тревор - Полет 'Феникса'

- Фрэнк. Что случилось?

Моран оглядел остальных, но все молчали.

- Я намерен завести мотор. - Голос Таунса все еще дрожал от возбуждения.

- Сегодня? Сейчас?

- Надо знать, будет ли он работать.

Кроу сказал:

- Опять у них вышла свара.

Моран кинулся в салон. В желтом отсвете масляного пламени различалось белое лицо Стрингера. Парня било, как в лихорадке, он не мог выговорить ни слова. Моран вернулся к крылу.

- Тилни! Возьми фонарик и принеси новую лампочку, - в грузовом отсеке есть запасные. Фрэнк, а Стрингер согласен, чтобы мы проверили мотор?

Таунс в темноте пытался отпустить крепление капота.

- Распоряжение пилота, - прохрипел он.

Итак, это случилось - то, чего он больше всего боялся. Третий раунд. На этот раз Фрэнка не уговоришь. Закрыв глаза, Моран молил о чуде. Вернулся Тилни с новой лампочкой, вместе с Уотсоном они вставили ее в фонарь. Сцена снова ожила, как вытравленная на гравюре яркими контрастами света и тьмы. Теперь, когда опять стало светло, Таунс наверху уверенно управлялся с гайками; если он и кипел от ярости, то внешне этого не показывал; может быть, гнев его утих, потому что на этот раз победил он; два первых раунда остались за Стрингером, этот - за ним.

Все сбились вместе, не зная, куда себя деть. Кроу, Белами, Уотсон, Тилни - наблюдали за человеком на крыле. Моран выдохнул:

- Чья это идея?

- Его, - ответил Белами, указав глазами на Таунса.

- И Стрингер сказал "нет"?

- Так точно.

Кроу выдал длинную очередь ругательств, он продолжал, пока Белами не велел ему заткнуться. Они стояли, освещенные резко вспыхнувшим светом, жизнь каждого целиком теперь зависела от других, и при этом ни один из них не питал дружеских чувств к товарищам. Их дух был сломлен.

Моран попробовал осмыслить происшедшее. Ничего нового не случилось: несколько человек оказались в пустыне и, дойдя до крайности, сходили теперь с ума.

Стрингер держался слишком долго: он питал свой мозг напряженной работой, чтобы вернуть им дом, воду и пищу. Теперь он сломался. На ином помешался Таунс: в молодости и таланте Стрингера он усмотрел некое обвинение в свой адрес, перст, указующий на длинный ряд неудач, из которых складывалась его жизнь. Первоклассный пилот проваливал экзамены и сходил с больших маршрутов и самолетов и оказался в конце концов на местных линиях, потому что без неба жизни ему не было. Он продолжал летать, убеждая себя в том, что джунгли, пустыни и плавучие льдины дают ему как пилоту лучший шанс доказать, что всякий способен летать на больших, начиненных автоматикой машинах, но только прирожденный летчик способен поднять "Бивер" с крошечной площадки среди болот или провести "Скайтрак" через песчаную бурю и выжить. Таунс продолжал летать, пока у него не вскружилась голова от самоуверенности и он не начал бравировать: чем мы рискуем? Справимся... Продолжал летать, имея на счету сорок тысяч часов, пока не настал последний час и он не свалился на землю. Все то, что он до сих пор пытался стряхнуть с себя, - все неудачи и унижения, даже свой возраст, - навалилось теперь на него. Не тогда, когда "Скайтрак" уткнулся носом в песок, и не тогда, когда он увидел, что двенадцать человек остались живы, но в тот момент, когда ему пришлось взяться за лопату и своими руками вырыть могилу погибшим.

Ему нужно было найти кого-то, на ком он мог бы выместить всю злобу на самого себя - и тут появился Стрингер, молодой, самоуверенный, авиаконструктор, чуть старше тридцати, блестящий, на подъеме. Но Стрингер от роли мальчика для битья отказался. Им двоим суждено было столкнуться в обстоятельствах, когда сама жизнь зависит от нормальных взаимоотношений, "обстоятельства" были вызваны крушением - по вине Таунса, и жизнь их зависела теперь от постройки самолета - на условиях Стрингера.

Таунс показал, что готов сотрудничать - работал усерднее многих. Он готов вывезти их отсюда. Но его ущемленное "я" не смирялось. Карьера его кончена - остался только один, последний полет, но он не может снести еще одно унижение и лететь под командой этого юнца.

Может, он и сам не сознает, почему так непреклонен в своем требовании пробного запуска: его "я", тот черный тюльпан, который прячется внутри всякого человека распускался теперь в благоприятствующих обстоятельствах голода, жажды, мук вины и надвигающейся смерти. Порой и Моран совершал импульсивные, необъяснимые поступки и после мучился вопросом: какого черта я это сделал? Такое бывает со всяким. Не ведаешь, что творишь. Теперь случилось с Таунсом, и от этого должны погибнуть все.