Эллестон Тревор - Полет 'Феникса'

- Вонь невыносимая, - заметил Белами.

- Зажми нос прищепкой.

- Она уже пила?

- Половину моей дневной нормы. - Кроу будто бы гордился собой.

- Ты рехнулся!

- Я такой.

- Не дури, Альберт. Ты же знаешь, что поставлено на кон. Тут или твоя жизнь, или ее.

- Но ведь это моя вода.

- А мне что - спокойно смотреть, как ты отдаешь концы?

Кроу наморщил нос и отрезал:

- Я всегда делаю то, что мне нравится, дружище.

- Ну, теперь тебе осталось уже недолго.

Тотчас же пожалев о сказанном, Белами вытащил свой дневник и записал:

"Третьи сутки. Никаких признаков поисковых самолетов. Интересно, где теперь Роб и Харрис. Бедняга Тракер, никак не могу его забыть. Сегодня началась жажда, по-настоящему. Кепель пока держится, мне почти хочется, чтобы это для него кончилось. Все мучаются, и я в том числе, а Альберт делится водой с обезьянкой. Сигарет не осталось, нет ничего, что можно было бы протолкнуть в желудок..."

В первый раз и совсем неосознанно он закончил запись нотой безнадежности:

"Если кто-нибудь это прочтет... есть только один вопрос, который мы хотим задать. Почему нас не искали?"

Запах от животного был ужасный. Белами закрыл тетрадь.

- Может, переночуешь сегодня с ней снаружи? - попросил он Кроу.

- Но она подохнет!

Белами встал, надел куртку и принялся срезать ножом ткань с поломанных сидений, не успокоившись до тех пор, пока не оголил три-четыре панели. Особо от этих тряпок не согреешься, но можно будет хоть как-то укрыться от мороза. Щелчком закрыл нож и молча вышел на свежий воздух - говорить больше было не о чем.

Над ним висели яркие, как бриллианты, звезды. Поминутно то одна, то другая разрывала черную тьму и кривой прочерчивала небо.

Он пробовал угадать, где пролетит следующий метеор, вглядываясь в небо, но всякий раз обманываясь. Он пытался отвлечься от трех наваждений: тишины, безмолвия и жажды. На какое-то время задремал, но его разбудил холод. Посмотрел на часы и увидел, что скоро наступит рассвет. Шевельнув рукой, почувствовал, как от мороза шуршит одежда. На вершинах дюн, освещенных звездами, лежал иней.

Труднее всего было в разгар ночи, когда мысли никак не могли отвлечься от Кроу и его вонючей обезьянки; он жалел себя за то, что приходится спать на морозе, ненавидел Кроу за его эгоизм, перебирал в памяти все годы, что они были знакомы, припоминая каждый его недостойный поступок, упиваясь своим обличением, пока не надоело. Кроу есть Кроу, и принимать его надо таким, каков он есть. Бывают пороки и хуже, чем любовь к животным.

Ноги опять затекли. Он пошевелил ими и уловил сухой шорох инея. Прошла еще минута-другая, прежде чем он понял, как ему повезло. Осторожно, чтобы на ткань не попал песок, вылез из-под панелей и принялся облизывать их.

Через каждые несколько секунд останавливался от боли в языке, потом лизал снова, пока не заныл от холода рот и не онемели челюсти. Иногда оборачивался на восток, чтобы убедиться, что день еще не наступает - и с ним солнце - естественный враг всего живого в пустыне. Только теперь, сидя на корточках со сведенными от ледяной влаги ртом, он осмотрелся вокруг и ужаснулся тому, как медленно работает его голова, как преступно он расточает время.

Ноги плохо слушались его, пока он бежал, увязая в песке и с ужасом отмечая, что первые лучи уже окрасили верхушки дюн. Он бросился под шелковый полог, провисший под грузом толстого слоя инея, и ввалился в салон, встряхивая их одного за другим:

- Эй, помогите! Эй, ко мне, на помощь!

ГЛАВА 7

Собрали целый галлон.

Солнце уже согревало руки, песок снова размягчился, иней сошел. Вид окрестностей за этот час так изменился, что Белами засомневался, то ли это место: не стало ни огромного звездного купола над головой, ни тьмы и серебра морозной ночи. Кончился леденящий холод, солнце высвечивало песчинку за песчинкой, отовсюду шел жар. Опять казался вечным знойный золотистый мир.

Собравшись вокруг воды, разглядывали собственные отражения. Утро подарило им сокровище. Целый галлон.

К тому времени, как Белами вытащил их из самолета, солнце уже поднялось над дюнами - иней превращался в росу. Они сняли белый шелковый полог и, не давая ему волочиться по песку, ярд за ярдом выжали в широкий сосуд, который смастерили из листа металла. Зачарованно, как святыней, они любовались образовавшейся лужей и обменивались репликами.

- Не очень чистая.

- Пить можно.

- Отдает лаком от парашютного шелка.

- Наплевать.

- Бог мой, никогда не видел столько воды! Искупаемся?