Андрей Троицкий - Награда для Иуды

– Правда понравились? – переспросил Плотников, которому не часто перепадали комплименты, кажется, он хотел получить новую порцию не совсем искренней похвалы. – Серьезно? Ну, честно говоря, мне и самому они нравятся. Главное, с душой сделано. Особенно вот эти: «Заколдованный лес», «Черный омут», «Бурелом после урагана», «Пруд юной утопленницы»… Создают настроение, – Плотников на секунду задумался и добавил. – Соответствующее настроение.

– Да, настроение есть, этого не отнимешь, – кивнул Мальгин. Сдерживая приступы смеха, он старательно тер ладонью подбородок. – Кстати, а где сама утопленница из одноименной картины?

– Ну, ее я не рисовал, – не понял юмора Плотников. – Она ведь, как ты понимаешь, утонула. На дне она лежит.

– А-а, на дне… Тогда понятно.

Когда вернулись за стол Плотников, озаренный новой идеей, отказался от еды и дальнейших возлияний. Закинув ногу на ногу, он сидел на стуле, мечтательно глядел в темный прямоугольник окна. Возможно, придумывал сюжет картины «Пруд юной утопленницы – 2», на которой тело девушки все-таки всплывает на поверхность и, одутловатое, покрытое донным илом, лежит, прибитое к берегу мелкой волной. Оказалось, майор размышлял не о живописи.

– Как тебе работается в твоей страховой конторе? – спросил он. – Начальство не обижает?

Мальгин задумался. Еще никому он не рассказывал о злоключениях последних месяцев, ни от кого не ждал совета. Может, сейчас тот самый момент, когда можно, не опасаясь последствий, начистоту поговорить с человеком? Так или иначе, завтра при свете дня, Плотников увидит пулевые отверстия в багажнике «девятки». Что тогда ответишь? Мол, баловался автоматом и ненароком продырявил машину. Так и скажет, раз складнее врать не научился.

– В данный момент я озабочен не взаимоотношениями с начальством, – сказал Мальгин. – Несколько дней назад я занимался поисками одного типа по имени Витя Барбер, афериста, который обул нашу контору на два миллиона зеленых. А затем с моей помощью бежал из зоны строгого режима под Иркутском, чтобы вернуть деньги. Таков был уговор. И снова Барбер кинул нас, уже после побега. Сделал ноги и даже не сказал «до свидания». Так дела обстояли всего несколько дней назад. Теперь ситуация изменилась. Все стало еще хуже, окончательно запуталось. Барбер пропал. А я занят спасением собственной шкуры. За мной охотятся какие-то братки. И прокуратура, кажется, имеет на меня свои планы. Свет в конце тоннеля не маячит. Впрочем, начну по порядку…

Поняв, что разговор будут долгим и трудным, Плотников потянулся к пачке сигарет, оставленной гостем на столе, чиркнул спичкой. Но закашлялся после третьей затяжки и размазал окурок о грязную тарелку.

Плотников настоял на том, чтобы гость спал в мансарде, на супружеской кровати, а сам устроился внизу на диване. Мальгин, успел накрыться ватным одеялом и тут же провалился в сон, сумбурный, полный реальных воспоминаний и странных образов. Виделось, будто он лежит не на двуспальной кровати с мягкими матрасами, а на каком-то аэродроме, на самом краю взлетно-посадочной полосы. Лежит и смотрит в серое небо, на котором чертят замысловатые фигуры стрижи и ласточки.

Неизвестно откуда появляется Барбер, садится на бетон и треплет Мальгина ладонью по щеке: «Спишь, чувак? – Барбер усмехается. – Как это на тебя похоже. Жить остается с гулькин хрен, а ты дрыхнешь. Бездарно убиваешь последние часы существования». «Пошел ты, – огрызается Мальгин. – И это еще не известно, кому из нас жить дольше». Он медленно встает, чувствуя слабость в ногах. Ветер дует в спину, по воздуху несется пыль и песок. Мальгин размахивается, чтобы всадить кулак в морду Барбера. Но тот уже исчез, его нет нигде. Мальгин оглядывается по сторонам, но не видит человеческой фигуры ни впереди, ни у себя за спиной. Только пыль летит в глаза и где-то далеко, на краю поля, воют милицейские сирены.

Мальгин проснулся и не сразу сообразил, где он находится и который час. Темнота почти кромешная. За окном разгулялась непогода, ветер посвистывает в печной трубе, по стеклу и подоконнику стучат тяжелые дождевые капли. Мальгин закрыл глаза, но сна не было. Тогда он зажег светильник под желтым матерчатым колпаком, сел на кровати и, повесив на губу сигарету, стал смотреть в окно. Кроны деревьев колыхались на ветру, дождь все лил и лил. Мальгин курил и ворошил свои воспоминания о побеге Барбера. Если бы тогда, тридцатого мая, все сорвалось, если бы побегу помешала случайность, мелкая накладка, которую нельзя предусмотреть, продумывая, самый безукоризненный план… Если бы.