Андрей Троицкий - Награда для Иуды

– Верю. Но если она узнает, что вы отобрали у нее брата, то навсегда потеряет к вам уважение.

– Ее брат инвалид детства, плод пьяного зачатья. Ему было шесть лет, когда мы удочерили его сестру. Мы бы и его взяли в семью. Но у парня интеллект слабоумие. К шести годам он научился смолить сигаретки и плеваться сквозь зубы. Подкорка мозга жидкая, как разбавленная сметана. Я даже не знаю, умер он сейчас или еще коптит небо.

– Он жив.

– Черт побери, – Антонов встал. – Я не желаю знать никаких подробностей. Посидите здесь. Я поговорю с Олей. Если она захочет что-то с вами рисовать… Ладно, так тому и быть.

Оставшись в кабинете, Мальгин настроился на долгое ожидание, но Антонов вернулся быстро.

– Оля согласилась с вами побеседовать, – сказал он. – Я ее упросил. Но вы знаете, о чем можно говорить и о чем лучше промолчать. Предупреждаю: моя дочь в скверном настроении, то есть очень скверном. Вчера она поссорилась со своим парнем. Так что, если она вам нахамит, не обижайтесь.

– Я не обидчивый.

Олег Алексеевич провел гостя в дальний конец коридора, постучался, распахнул дверь и пустил Мальгина в комнату. Сам деликатно удалился в кабинет, вытащил с полки коробку с сигарами, но даже не раскрыл ее. Поднялся, подошел к окну, забарабанил пальцами по стеклу, но не смог долго стоять на одном месте. Приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Тихо. Жена с утра уехала к подруге, а домработница, затеявшая уборку, копается в гостиной. Олег Анатольевич, сбросив с ног шлепанцы, крадучись стал пробираться по коридору к комнате дочери. Он уже достиг цели, когда под ногой громко скрипнула паркетина. Беззвучно выругавшись, Антонов застыл на месте. Кажется, все спокойно. Он продолжил путь, остановившись перед дверью, наклонился и приник ухом к замочной скважине.

Разговор комнате дочери был слышен хорошо.

– Этот человек преступник, – говорил Мальгин. – Если я вам расскажу, какие вещи он делал, у вас надолго пропадет аппетит.

– А если я вам расскажу, какую тачку купил мне отец, у вас надолго пропадет сон, – ответила Оля. – От зависти.

Антонов подумал, что дочь в своем репертуаре, Мальгину не удастся ее разговорить, а уж о том, чтобы нарисовать с Олиных слов портрет преступника, и речи быть не может. Еще Антонов подумал, что домработница может хоть сей момент выйти из гостиной и застать его, навострившего уши, возле двери в комнату дочери. Хозяин подслушивает чужой разговор. Нехорошо получится. Впрочем, чет с ней, с этой бабой. Пусть думает все, что хочет.

– Вы сделаете доброе дело, – продолжил уговоры Мальгин. – Возможно, кому-то спасете жизнь.

– Я не обязана никому спасать жизнь. А если мне сегодня захочется сделать благое дело, то пойду в ванну и побрею ноги.

– Последнее время от женщин я выслушиваю одни грубости. Это из-за того, что я старею. В молодые годы все было иначе. Девушки говорили мне приятные вещи. И это льстило моему самолюбию. Барбер моложе меня. Наверное, с ним вы разговаривали повежливее.

– Возможно.

Домработница включила пылесос. Антонов больше не слышал реплик дочери и гостя. Чертыхнувшись, он проследовал в комнату и стал ждать, когда наступит тишина, но пылесос все гудел и гудел. Домработница закончила уборку только через час. Антонов выглянул в коридор. Ему на встречу шел Мальгин, на ходу засовывая в папку несколько рисунков.

– Уже закончили? – спросил Антонов.

– Да. Все в порядке.

Хозяин проводил гостя, закрыл дверь на все замки, словно боялся, что Мальгин вернется, потребует, чтобы ему открыли, и отправился на кухню, где дочь затеяла поздний завтрак. Сидя за столом, она поджаривал куски хлеба в тостере и мазала их вареньем.

– Ну, и как поговорили? – елейным голосом спросил Олег Алексеевич.

– Нормально.

– Он задавал какие-то скользкие вопросы?

– Это смотря какой смысл вложить в понятие «скользкий вопрос».

Неожиданно дочь подняла на отца глаза, какие-то темные, недоверчивые. Антонову не понравился этот взгляд. Он подумал, что Мальгин, нарушив обещание, проболтался. Но тут же отогнал эту мысль. В человеческую порядочность Антонов верил слабо, больше надеялся на здравый расчет и логику. А Мальгину нет никакого смысла рассказывать Оле о дебильном братце. Скажи Мальгин лишнее, и он бы разбил сердце девочки, делового разговора об этом аферисте Барбере не состоялось бы, и никакие картинки дочь не стала рисовать. И все-таки этот странный взгляд…

– Как тебе этот субъект? – спросил Антонов.