Евгения Михайлова - Город сожженных кораблей

– Вы кому-то сообщили эту информацию?

– Сообщила, конечно. Мужу своему, который от меня ушел. Чтобы не сильно легко жил. Убили не просто мою дочку, которая для другого человека стала бы только падчерицей, для Стива стала любовницей. Он хочет все забыть, от неприятностей соскочить, а я не дам. Игорьку Сечкину звякнула, что его королевишна жива и кого-то прикончила. Он тоже хочет жить без проблем с самим собою.

– О каких неприятностях речь?

– Пусть их на суде поспрашивают. Они сильно репутациями меряются. Вот один девчонку, мою дочь, в постель затащил. Другой на убийце жениться собирался, а потом вообще неизвестно, что случилось.

– Лидия, – встала вдруг резко Настя. – Ваш муж на работе или дома?

– Дома был. А сказал, что едет в аэропорт, чтобы я отвязалась. Но я на работу звонила. Взял свободный день.

– Скажите, пожалуйста, его адрес.

– С какой стати… А вообще – пиши. Если я произношу слово «неприятности», они должны сразу начинаться. Я – греческая богиня, как видишь на этом портрете. Скорее всего, он уже действительно едет в аэропорт. Ему это все не надо. Мало ли что Элиза может рассказать?

– Куда он может улететь?

– Куда угодно, но проще всего на свою виллу под Миланом. У него итальянское гражданство.

Настя пообщалась с Олежкой, сказала, что была у папы, он хорошо себя чувствует и передает привет. А теперь она едет по своей работе. Проинструктировала, что нужно взять из холодильника, разогреть и пообедать. Еда Мая стоит, уже приготовленная, на полке у окна.

– Удивляюсь, – скептически сказал Олежек. – Папа хорошо себя чувствует, а к нам не едет. Ты опять куда-то едешь. Получается, что самая тяжелая домашняя работа лежит на мне, ребенке, и Мае, собаке.

– Ужас, – сказала Настя, прикусив губу, чтобы не расхохотаться. – Ты же маленький демагог-манипулятор. Я упросила учительницу, чтобы тебе можно было день побыть дома. И я же виновата. Разогреть обед – это три минуты. А в морозилке мороженое, не хотела, конечно, говорить, но раз речь о правах ребенка и собаки…

– Да? – оживленно спросил Олежка. – Ты правильно сделала, что сказала.

– Только начинать обед нужно не с мороженого!

– Конечно, – слишком мило и примирительно сказал сын.

Настя какое-то время ехала и улыбалась. Кто бы сомневался, что сын пойдет в Сережу?! Сильная генетика. Настя со своей даже не надеялась вклиниться. Но в сыщики Олежка не пойдет. Только через ее труп. Тьфу-тьфу-тьфу. Она набрала телефон Васи.

– Привет, Вася. Как у вас там дела?

– Здравствуй, Настя. Да так. Не сильно продвинулись. Фигуранты на контакт не идут. Как и ожидалось. «Мы ничего не знаем, все знал Никита. Зачем-то и притащили эту девку от Голикова. А она его убила». Ловить на чем-то надо. Надеемся на показания Элизы. Врачи пока не разрешают поговорить: стресс, говорят. Ждем Сергея.

– Ты знаешь, что он сбежал из больницы?

– Не может быть! Опять? Это прямо болезнь какая-то – сбегать из больницы.

– Вася, ты не знал или ты мне врешь по его просьбе?

– Я не знал. Клянусь… Чем?

– Ничем. Я верю. Просто если он что-то задумал, вы можете ему понадобиться. Вы уж не разбегайтесь.

– Вообще-то спасибо, что предупредила. Мы хотели расслабиться. Теперь точно будем на стреме. Земцов таких цирков не устраивал.

– Ну, да. А ты мне не поможешь? Я выбираюсь из центра. Хотела заехать к Стивену Боровицкому, гражданскому мужу Сикорской. В общем, он ее бросил, и есть у нее подозрение, что он может куда-то улететь. Чтобы его не дергали больше по делу. Мне хотелось бы задать ему вопрос. Пока даже не знаю, какой. Не звоню, потому что точно сбежит, раз ему все это надоело, как и жена. Но ты не мог бы узнать, не брал ли он билет на какой-то рейс? Возможно, в Милан.

– Нет проблем. Вот люди, да? Им плевать, кто убивает их родственников. Лишь бы самим не светиться.

– Согласна. Ты позвонишь мне?

– Конечно. И быстро.

Настя проехала вперед, до автозаправки. Надо заправиться на всякий случай, если придется в аэропорт ехать. Зачем он ей понадобился, этот Боровицкий? Она не знала. Просто в квартире Сикорской все было не так. То есть это красивая, комфортабельная квартира, но каждое слово, интонация нетрезвой Лидии говорили о клубке сложных, натянутых отношений. В холле демонстративно висит ее портрет, сделанный наверняка Петром Голиковым, ее любовником. У него столько времени пробыла Элиза, а поскольку в результате она оказалась в плену у бандитов, значит, она там была не добровольно. Но Сечкин утверждает, что ушли девушки от него с Голиковым вместе. Как было на самом деле? Валерию убили через несколько часов в сквере у дома Васильева и, кстати, Голикова. Получается, Валерия уехала с кем-то или к кому-то другому. Сикорская в ярости хочет озвучить то, что Валерия и Стивен были близки. Пока он жил с Лидией, ее это не особенно тревожило. Честно говоря, не исключено, что Валерия была и любовницей Голикова. И пока никак не доказан факт, что Голиков был в своем доме с Элизой. Элиза потом все это прояснит. Но вполне возможно, что он ее оставил с этими людьми, а сам поехал отвозить Валерию. Стивен с Лидией в это время были в Альпах, Стивен в принципе не хочет, чтобы его вмешивали в это дело. И лучше, конечно, не раздражать его без конкретной цели. Но… Он не мог не думать, он даже не мог не знать, что связывало Валерию и Голикова. Любил – не любил, не в этом дело. Он мог даже не ревновать. Но что-то знает. Это не просто девушка, с которой он иногда спал. Это девушка, с которой он жил в одной квартире, которая росла на его глазах. Настя практически не сомневалась, что убийцы сейчас в руках следствия. Кто-то из троих живых, включая Голикова, или один, убитый Элизой. Но ни у кого нет мотива – ни убивать Валерию, ни похищать Элизу, ни подставлять так изощренно Артема. По-прежнему самая логичная версия – Сикорская заказала Элизу, чтобы ее дочь стала единственной наследницей. Ошибка с переодеванием. Может, сами исполнители думали, что везут Элизу в тот сквер? Перепутали. Короче, Сикорская хочет, чтобы ее мужа подергали в отместку за то, что он ее бросил. А он в такой ситуации вполне может что-то интересное рассказать о ней. Алиби заказчицы – обычная вещь. Короче, Элиза – не Сергей, не убежит, а Боровицкий может скрыться надолго. А дело такое странное. Как алфавит, в котором стерты отдельные буквы. Нет деталей.