Алла Полянская - Встреча от лукавого

Аппарат, который поднимает и опускает грудь Петьки, шипит как-то противоестественно. И ядовито мигают лампочки. Если сейчас отключить все эти лампочки, Петька ни за что не сможет дышать самостоятельно.

Тонька плачет, уткнувшись мне в живот, и я прижимаю ее к себе. Я понятия не имею, что ей сказать, как объяснить происходящее, но я знаю одно: что бы ни случилось… да что ж я даже себе вру? Глупо говорить – «что бы ни случилось». Петька или выздоровеет, или умрет, тут без вариантов. И если он умрет, я ни за что не брошу Тоньку. Может, у меня нет материнского таланта, у нашей матери его никогда не было, но я не она, и я не брошу Тоньку, а если сунутся социальные службы, мало им не покажется. Я буду драться за опеку над ней так, что им Курская дуга покажется детским утренником.

Это меньшее, чего ждет от меня мой брат, уж я-то его хорошо знаю.

– Лина, послушай. – Матвей встал рядом, его рука легла на голову Тоньки. – Вы обе меня послушайте. Мы должны сейчас поехать домой. От того, что вы обе заболеете и свалитесь, пользы не будет ни вам, ни ему. Малышке нужно поесть и поспать. Тебе надо лечь и отдохнуть, если не хочешь оказаться на больничной койке, ранение головы очень коварная вещь. Так что я не желаю слушать глупые отговорки, сейчас вы сядете в машину, и мы поедем туда, где вы обе сможете отлежаться.

– Но…

– Лина, всем остальным пусть занимаются люди, которые это умеют. – Матвей подталкивает меня к выходу, завладев ладошкой Тоньки. – Иди ко мне на руки, принцесса, ты едва на ногах держишься.

Он легко поднимает Тоньку, она доверчиво кладет голову ему на плечо, а через минуту уже спит. И я понимаю только сейчас, что держалась она из последних сил, и сил этих у нее практически не осталось. Я давно должна была увести ее отсюда и уложить спать, но мне это в голову не пришло. И кто я после этого?

В больничном коридоре снуют медсестры. Это отделение, где больные не скачут, как зайцы, – многие из них и ходят-то с трудом, что для них за счастье считается. Мне очень хочется найти кого-нибудь, кто скажет, что надежда есть. Но никого нет, Матвей идет впереди, неся уснувшую Тоньку, а я иду следом за ним, как пришитая. Как-то так получилось, что он решил все за меня, и я этого не потерплю, безусловно. Но в другой раз.

– Давай ее на заднее сиденье уложим. – Матвей пискнул сигнализаций, большой внедорожник подмигнул фарами и пискнул в ответ. – Умаялась совсем. Сколько она не спала?

А столько же, сколько и я. Вот как вечером приехали в больницу, где оперировали Петькину простреленную голову, так и не спали. Это, безусловно, мое упущение, я должна была позаботиться о ребенке, но я этого не сделала.

– Куда мы едем?

– Мать велела привезти вас в Озерное. – Матвей вздохнул. – Лина, мне очень жаль.

А мне-то как жаль.

Вся моя жизнь разбилась, потому что Петька был моей семьей, самым близким человеком, он всегда заботился обо мне, и после смерти бабушки сумел сохранить то равновесие, которое было всегда, я не смогла бы без него пережить ее уход, я бы наделала несусветных глупостей, даже почище выхода замуж за Виктора. А теперь какая-то сволочь решила, что мы с Петькой лишние на этой земле, и, видимо, убийца отчего-то очень торопится, раз даже не потрудился все обставить как случайность. Кому мы могли помешать? Ведь давешний убийца, о голову которого я сломала вполне пригодный для использования табурет, хотел мне вколоть какую-то дрянь, и я бы умерла. И Светку, скорее всего, тоже убрали таким же способом. И вдруг такая спешка, явное убийство.

Фролов сказал, что в меня стреляли дважды – одну пулю они нашли в земле. Я-то помню, как что-то упало около меня, когда я наклонилась за очередной луковичкой. Второй раз я споткнулась, и пуля прошла по касательной. Но убийца, наверное, решил, что задачу свою выполнил: я несколько минут лежала, оглушенная болью, пытаясь понять, что произошло.

А вот с Петькой все вышло как надо. Ну, почти. Пуля пробила ему череп и застряла. Семеныч вынул ее, но теперь Петька может не проснуться. А если бы не вытащил, мой брат умер бы, и все. И еще не факт, что он выживет.

Мысль о том, что Петьки может не стать, наполняет меня глухим отчаянием. Если кто и заслужил жить и быть счастливым, то это мой брат, который всегда обо всех заботился, слова плохого никогда никому не сказал. Не то что я – уж я-то натворила всякого за последние дни. Но я жива и еду в Озерное вместе с самым классным парнем из всех, кого я видела, а Петька остался в больнице и не может дышать без этого жуткого аппарата.