Виктор Каннинг - Семейный заговор

Он вспоминал, как по ступеням поднималась женщина, лицо которой было закрыто шарфом, как это проделывал мужчина в клоунской маске, и страстно желал, чтобы Грэндисону разрешили продолжать расследование. Буш хотел действовать.

Стояло тихое теплое утро. Бушевавший два дня ветер исчез без следа. Дрозд, устроившись на макушке гигантской веллингтонии по другую сторону дороги, захлебываясь, выводил свои короткие арии.

Через окно гостиной мисс Рейнберд смотрела на тени облаков, движущиеся по зеленому газону, на россыпи ранних нарциссов. Еще одна весна. Весна будет приходить еще и еще, а люди уходить, — когда-нибудь с ними уйдет и она. Промелькнувшая мысль была абстрактной и не нашла отклика в ее сознании. В свои семьдесят три года мисс Рейнберд давно перестала бояться смерти, сохранив здоровье и здравый ум. Хандрить и беспокоиться — удел слабых. В ее голове также не укладывалось, что и сидящая напротив мадам Бланш может быть подвержена хандре и беспокойству. Эта женщина излучала веселье и жизнерадостность. Таких женщин Шолто, иногда опускавшийся до вульгарностей, называл «пышными грудастыми телками». Тридцати пяти лет от роду, почти светится энергией — все это никак не укладывается с представлением о медиуме или о ком-то еще, связанном с миром духов. Шолто не спускал бы с нее восхищенных глаз и похлопывал ладонями, как бы аплодируя великолепному зрелищу. Мисс Рейнберд недолюбливала Шолто, но, надо отдать должное, — его трудно было обвинить в лицемерии. Он всегда открыто заявлял и делал то, что ему действительно хотелось. Это, конечно, создавало проблемы. Его невозможно было отговорить от того, что он желал сделать.

— Я хочу, чтобы вы сразу для себя уяснили, мадам… Бланш, — чопорно произнесла миссис Рейнберд. Сама она еще не решила, как ей держаться с посетительницей.

— Было бы лучше, если бы вы сразу стали называть меня просто мисс Тайлер, — предложила Бланш, улыбнувшись. — Мадам Бланш — профессиональное имя.

Было ясно, что здесь придется действовать крайне осторожно. Старуха очень умна.

— Этой стадии мы еще не достигли.

— Мне кажется, вы уверены в том, что допустили ошибку, пригласив меня сюда. Вас, наверное, убедила в этом миссис Куксон?

Мисс Рейнберд обдумала сказанное. Пусть полновата и грудаста, но в уме ей не откажешь… В сообразительности — тоже. Хозяйка была приятно поражена.

— Возможно, вы правы. Однако я хочу, чтобы вы поняли. Я испытываю инстинктивное отвращение… к той философии, которую вы представляете. Хоть я и хожу в церковь, для меня это не более чем дань традициям. В душе я агностик. Поэтому я действительно начинаю сожалеть, что пригласила вас сюда.

— Меня это нисколько не удивляет, мисс Рейнберд, — ответила Бланш. — С этого начинают очень многие. Если вы так хотите, я могу уйти прямо сейчас. Только, если позволите, хочу перед этим сказать, что… у меря действительно получается не всегда. Я довольно быстро определяю, способна ли помочь клиенту, и если выясняется, что я бессильна, то ухожу. Я не артист, зарабатывающий деньги. Помогать людям — мое призвание, но случается и так, что через некоторое время я сама говорю о своей неспособности помочь. Не исключено, что так произошло бы и с вами, мисс Рейнберд. Пока не знаю.

Все это было произнесено негромким сочным голосом, специально выработанным Бланш для разговора с людьми такого сорта. Этот голос и соответствующие обстановке речевые обороты были усвоены много лет назад благодаря урокам красноречия, хорошему слуху и способности инстинктивно подбирать нужные слова. Но такое поведение не было естественным — Бланш родилась в ярмарочном фургоне в Ноттингеме. Наедине с Джорджем и близкими друзьями она любила расслабиться и дать волю языку.

Выражение легкого изумления на лице мисс Рейнберд не оставляло сомнений в том, что уйти Бланш не позволят. Все они одинаковые. Хотят что-то получить — а она могла и искренне хотела бы им помочь, — но начинают всегда с того, что расставляют всевозможные преграды. Видимо, так пытаются скрыть смущение, пока не привыкнут к самой идее.

Внезапно мисс Рейнберд поймала себя на мысли, что собеседница ей нравится. Явного лицемерия в ней не ощущается. Открыто и безбоязненно говорит то, что думает. И, неожиданно для себя, она прямо спросила:

— Вы действительно верите в свое… в свое призвание?

— Конечно. Среди лиц моей профессии полным-полно… ну, непорядочных людей, которых интересуют исключительно деньги. Прочитайте любую статью по психологии, и вы найдете много такого, что дает простор для обмана и надувательства. Я занялась бы каким-нибудь другим делом, если бы хотела быть фокусником. Просто я обладаю даром, очень ценным даром. Вызывать духов или пускать серебряные трубы в плавание по затемненной комнате — это не для меня. У меня оказалось развитым шестое чувство, и, что гораздо важнее, я обладаю способностью понижать человеческую натуру и ее глубинную сущность.