Светлана Гончаренко - Измена, сыск и хеппи-энд

Вдруг со стороны оставленного санатория явственно послышались быстрые неровные шаги и оголтело в ту сторону залаял Джинджер. Стало ясно, что от погони не уйти. Правда, кругом был лес, но какой — старый сосняк, долгоногий, просторный. В таком далеко насквозь все видно, а со стороны приближающихся бандитов мелькали огни фонариков.

— Римма Васильевна, а в главном корпусе электричество есть? — вдруг ни с того ни с сего спросила Вика. Римма Васильевна, у которой снова не шли ноги, ухватилась обеими руками за сосновый ствол и ответила, почти заглушаемая лаем Джинджера:

— Конечно есть. Ведь там идут восстановительные работы, так что необходимо…

— Ах, это я так спросила! Послушайте, вы должны с детьми спокойно дойти в Дряхлицыно. Эту дорогу вы знаете хорошо, ведь правда? Поэтому идите не по ней, а рядом, чтоб с дороги вас видно не было. Сможете?

— Ну, я не знаю… А вы?

— Я? Я что-нибудь тоже придумаю. Этим типам, что приехали на джипе, нужна только я. Уходите, уведите детей. В Дряхлицыне полно народу, какая-никакая милиция. А я пойду в другую сторону. Поплутаю немного, там видно будет. В конце концов, в санатории Юрий Петрович, как-нибудь выпутаемся.

Вика помахала рукой Анютке и обочиной побежала назад. Она еще не знала, на что решиться, зато понимала: если беглецы сейчас разбегутся, бандиты не смогут всех в лесу выловить. Главное, чтоб ребятишки не попались. И ведь времени нет, чтоб изобрести какой-нибудь спасительный фокус: фонарики шарят совсем рядом, за ближайшим поворотом, за голыми сквозными зарослями боярышника, а топот богатырей, их голоса множит и перекатывает по сосновым верхам эхо.

— Мама! — вдруг закричала Анютка жалким тоненьким голоском, а Джинджер, который уже начал сипнуть от переживаний и лая, зачем-то бежал за Викой, мотался под ногами и взвизгивал.

— Вот она! — рявкнул почти рядом громкий мужской голос. Обмануло эхо и темнота обманула: Балаганов не из-за боярышника вынырнул, а откуда-то сбоку и едва не наткнулся на Вику. Сразу же дико, истошно залаял Джинджер, чуть дальше, сзади, за Викиной спиной, завизжала неизвестно куда в панике ринувшаяся Анютка. Круги и полосы света фонариков мелькали, показывая и снова окуная в темноту то палую хвою на дорожке, то старый чешуйчатый ствол сосны, то Джинджерову пасть, клыкастую и мокрую. Римма Васильевна тоже стала выкрикивать что-то старомодное, кажется, “Караул!” Потом глянули выстрелы, довольно беспорядочные. Похоже, стреляли просто в шум и потемки.

— Ты что, псих, охренел? — завопил, как поняла Вика, Стасик-Балаганов. — В бабу пали!

— Да где она? Которая? Здесь штук шесть баб снует! — еле слышно оправдывался Хряк. Он совсем ошалел от бега и оглушительных криков незапланированных баб, невесть откуда взявшихся. Стасик ловил Вику фонариком и подсказывал Хряку:

— Пали в бабу! Вон она! В белом шарфике! В ногу целься! Очкастый велел ее живой привезти! Вон она!

Хряк тяжело выдыхал матом, стрелял; в сутолоке рявкнул и перешел на истошный, совсем человеческий крик Джинджер — должно быть, угодило в него. Вика бегала вокруг боярышника, пыталась в темноте и суетливом мелькании фонариков определить, где же Анютка и Антон. Но их нигде не было видно. Тогда Вика стремительно выскочила из подлеска, обежала ряд толстых, голых, будто столбы, сосновых стволов и широким шагом припустила прямо по дороге. Она направлялась к белой стене “Картонажника”.

— Куда гонишь, Хряк! — снова заголосил из лесу Стасик. — Стой! Куда ты? По грибы-ягоды? Баба вон она! Вон шарфик белый! К хате поперла! Заворачивай, тебе говорят! Уйдет!

Вика на ходу сняла с шеи шарфик и швырнула его на широко растопырившуюся у дороги елку. Раз елка, значит санаторий рядом, это там елки вместо сосен посажены. А вот и стена за поворотом, а в ней прямоугольная прореха калитки!

У калитки Вика остановилась, вздохнула до боли глубоко и закричала. Крик получился пронзительный и истошный. Такого она и добивалась. — Пусть бандиты не сомневаются, что она здесь, возле санатория. Тогда они оставят в покое детей. Откуда взялись дети, они могут и не знать (если, конечно, общительная бабушка Шемшуриных не наболтала лишнего). Дети им ни к чему, но если они изловят Анютку… От этой мысли Вика завопила еще пронзительнее. С дороги, из-за последнего поворота, пыхтящей бранью отозвался Стасик. Все верно! Как ясно стало в голове! Как хорошо она это придумала: затащить бандитов назад к “Картонажнику”! Хотя нового и придуманного именно ею ничего тут не было — разве перепелка, даже прикидываясь хромой, не семенит перед самым носом охотника все дальше от гнезда, совсем в сторону, в другую траву? Это инстинкт, Вика видела такую перепелку в какой-то телепередаче. Однако в отличие от бессознательно мудрой, но безмозглой птицы Вика не собиралась даваться охотникам Очкастого прямо в руки. Она рассчитывала поднять тревогу у главных ворот. В конце концов, разве санаторий не собственность именитого Колотова и не будущий гольф-центр европейского уровня? Там должна быть уж если не сигнализация, то телефон. Бандиты пошли на Викин манок, пыхтели теперь в нужном направлении, приближались к стене санатория, и у Вики мелькнула шальная мысль закрыть за собой калитку на засов. Но она тут же спохватилась: Стасик и Хряк в таком случае могут вернуться в лес, туда, где Анютка. Ни за что! Вика взвизгнула еще раз для верности и побежала по горе к главному корпусу. “А вдруг у них наверху свой человек оставлен? Что-то не видела я сегодня остроносого Дэна. Вдруг он там меня поджидает?”, — соображала она на бегу. Гора ей давалась тяжелее, чем ровная лесная дорога, но она наискосок одолела и ее. Теперь осталось только обогнуть главный корпус. За ним недлинная аллея. Когда Вика неслась по ней, справа мелькал прямоугольник открытого бассейна, тускло сиявший отражением ночных небес.