Дик Френсис: Дикие лошади

Она нерешительно примостилась бочком на краешек стола, болтая свободной ногой. Неизменные джинсы в этот день были дополнены большим синим свитером с рисунком – резвящиеся белые ягнята. Вряд ли могло быть на свете что-либо более способствующее спокойствию.

Она наконец собралась с мыслями.

– Он хотел фотографию «банды», которую вы вчера показывали папе. И хотел что-то, что Валентин написал о Соне. Он разбросал все, что было в коробках. И еще, – она наморщила лоб, – он хотел ножи.

– Какие ножи?

– Он не сказал. Я спросила его, быть может, ему нужен тот нож, который меня попросили передать вам в Хантингдоне, и он сказал, что и этот, и другие.

– Что ты ответила ему?

– Я ответила, что не видела никаких других ножей и, во всяком случае, если у вас есть что-то такое, то вы должны хранить это под замком в сейфе… и… ну… он велел мне выманить у вас шифр, которым вы запираете здешний сейф. Он пытался открыть, видите… – Она помолчала и жалобно добавила: – Я знаю, что не должна была впускать его. Для чего все это?

– Успокойся, – сказал я, – а я пока подумаю.

– Мне прибрать эти коробки?

– Да.

Первая рыбка попалась на крючок…

– Люси, – произнес я, – почему ты рассказала мне, чего хотел Ридли?

Судя по виду, ей было неуютно.

– Вы имеете в виду, почему я выдала своего дядю?

– Да, именно это я имею в виду.

– Мне не понравилось, как он сказал: «выманить». И… ну… он не был таким милым, как обычно.

Я улыбнулся.

– Хорошо. Ну, а если я скажу тебе шифр и попрошу передать его Ридли? И к тому же сказать ему, какой умницей ты была, как ловко ты вытянула его у меня! И сказать ему, что ты считаешь, будто ножи лежат в моем сейфе.

Она колебалась.

Я сказал:

– Проявляй свою лояльность тем или иным путем, но только к кому-то одному.

Она торжественно произнесла:

– Я отдаю ее вам.

– Тогда шифр – семь-три-пять-два.

– Сейчас? – спросила она, потянувшись к телефону.

– Сейчас.

Люси позвонила своему дяде. Она сильно краснела, излагая ему свое вранье, но могла бы убедить даже меня, не только Ридли.

Когда она положила трубку, я сказал:

– Когда я полностью завершу работу над этим фильмом, как я полагаю, примерно через четыре с половиной месяца, не хотела бы ты приехать в Калифорнию на праздник? Нет, – поспешно продолжил я, – я не буду ставить никаких условий или чего-то ожидать от тебя. Просто праздник. Ты можешь взять с собой маму, если захочешь. Я думаю, тебе это может быть интересно, вот и все.

Ее неуверенность относительно этого предложения внушала нежность. Я был именно тем, кого ее учили бояться: молодым здоровым мужчиной, находящимся в выгодном положении, способным разбить сердце и исчезнуть.

– Я не буду пытаться соблазнить тебя, – спокойно пообещал я. Но неожиданно подумал, что когда-нибудь, когда ока станет старше, я могу жениться на ней. Меня всегда осаждали актрисы. Веснушчатая синеглазая дочка фермера из Оксфордшира, которая играет на пианино и иногда бывает неуклюжей, словно подросток, выглядела ярким контрастом по сравнению с нереальным и нежеланным будущим.

Это не был удар молнии, всего-навсего притаившаяся внутри тоска по нежности, никогда не исчезающая совсем.

Ее первая реакция была резкой и типичной:

– Я не могу позволить себе это.

– Ну что ж, тогда неважно.

– Но… э… да.

– Люси!

Ее щеки все еще пылали. Она хихикнула.

– И что мне дальше делать с этими коробками?

Изначально я приглашал ее разбирать коробки, чтобы найти подход к ее отцу. Казалось бы, теперь мне это уже не нужно, но мне нравилось то, что я могу видеть ее здесь, в моих комнатах.

– Я надеюсь, что ты продолжишь сегодня составление каталога, – сказал я.

– Хорошо.

– Но сегодня вечером мне надо поработать над фильмом… э… в одиночестве.

Она казалась слегка сбитой с толку, но почти совсем успокоилась. Смелый шаг вперед… осторожные полшага назад. Но мы все же добились кое-чего, думал я, и был рад и даже мог спокойно ждать.

Мы вышли в коридор, оставив дверь приоткрытой, и я проводил ее до лестницы и помахал ей вслед. А вернувшись, зашел поговорить с моим телохранителем, которого О'Хара от имени компании поселил в комнате, расположенной напротив моей.

Мой телохранитель был наполовину азиатом – прямые черные волосы, блестящие черные глаза и никаких видимых проявлений чувств. Он был молод, подвижен, хорошо тренирован и быстр, но тем не менее он был лишен воображения и не защитил меня от удара «Армадилло».