Джеймс Чейз - За все с тобой рассчитаюсь

– Да. Но у вас, я надеюсь, есть разрешение на ношение оружия?

Я кивнул и мы вошли в здание.

Внутри располагался слабо освещенный бар и площадка для танцев. В углу, на желтом ковре, расположился оркестр, состоящий из пианиста, виолончелиста, саксофониста и ударника. У бара за прилавком стоял кубинец.

На площадке топталось несколько пар. У мужчин был обычный вид клиентов подобного рода коробок. Девушки танцевали полураздетыми. На них были надеты только лифчики, шелковые трусики, чулки и туфельки на высоких каблуках. Среди них были и довольно красивые.

Атмосфера была удушливой, жаркой и сырой одновременно: смешение запахов пота, духов и алкоголя. Бумажный серпантин свисал с потолка, как лишайник.

Мы протянули свои шляпы груму – китайцу и поискали глазами местечко в зале.

Я посмотрел на часы: было одиннадцать часов десять минут.

– Можете развлекаться в течение двадцати минут. В половине двенадцатого мы начнем работать, – сказал я.

Хоскис внимательно осмотрел высокую блондинку в белье из черного шелка, которая с недовольным видом облокотилась о стойку бара.

– За двадцать минут я не успею наделать глупостей; у меня не хватит времени. Лучше выпьем по стакану.

Блондинка смотрела, как мы приближались к бару.

– Хелло, красотка! – сказал Хоскис.

– Хелло, красавец! – ответила она.

– Что, если мы выпьем по стаканчику, – подмигнул мне Хоскис. – Я имею большой успех у блондинок.

– Не верьте ему, – сказал я девушке. – Этот тип ежедневно на завтрак ест орехи. Вот это, действительно, дает удивительный эффект!

Девушка, очевидно, приняла нас за пьяных и посторонилась. Кубинец, протирая стаканы, спросил, чего бы мы хотели.

– Три порции сухого виски, – сказал Хоскис. – И не суй свой палец в мой стакан. – Потом он обратился к девице:

– Скажи мне, курочка, ты не возражаешь, если я не буду делить тебя с другим? Ты для этого слишком хороша. У тебя нет подружки, которая могла бы заняться моим товарищем, чтобы нам побыть немного наедине?

– Он разве недостаточно взрослый, чтобы выбирать самому? – засмеялась она. – Коробка набита…

– Слышите! – сказал мне Хоскис. – Не охотьтесь на моих землях… Посмотрите вокруг себя…

Я ошалело смотрел на него. Он, безусловно, понимал жизнь. Кубинец поставил перед нами стаканы, и мы заплатили в два раза дороже, чем это стоило.

– Теперь ваша очередь, – Хоскис сделал широкий жест рукой и кивнул кубинцу. – Мой друг нас приглашает, иначе я бы не поехал с ним!

Я сунул кубинцу пять долларов. Девушка прижалась ко мне. Эти пять долларов решили вопрос. Это со мной она будет любезной и милой. Хоскис грустно посмотрел на нее. . – Ты, милашка, ошиблась в клиенте. Может быть, ты была недостаточно внимательна? – О, брось! Хоскис казался задетым. – А я-то подумал, что ты полюбишь меня бесконечно!

– Пошли его спать, – вздохнула блондинка, посмотрев на меня. – Он нас только расстраивает, – Мадам просит вас отправиться спать, – сказал я с улыбкой Хоскису. – Это возможная вещь? Он допил свой виски и вздохнул.

– Не сейчас. Я не буду портить вам удовольствие. Она ведь здесь не одна, от которой пахнет одеколоном. Я как раз вижу другую, которая подходит с моей стороны.

К нему действительно приблизилась довольно жирная рыжая девица, сильно напудренная, в трусах желтого цвета.

– Тебе нужно подкрепление? – спросила она у блондинки.

– Избавь нас, пожалуйста, от этого нудного человека, – сказала она, указывая пальцем на Хоскиса. – Он лопает только орехи и сидит без гроша.

Рыжая фыркнула.

– Верно, что у тебя нет ни гроша, мой дорогой? – спросила она Хоскиса.

– Я берегу свои деньги для рыжих. Ты попала в самую точку. Хочешь выпить?

– Пойдем потанцуем? – спросила меня блондинка.

– Вот-вот, идите-ка лучше танцевать, – подхватил Хоскис. – Моя подружка будет меня держать в тепле все это время.

Я проглотил виски и отвел блондинку на площадку. Танцевала она прилично.

После двух кругов по площадке я спросил ее:

– А кто держит эту коробку? Ее глаза округлились.

– А что тебе до этого?

– Послушай, к чему же делать из этого тайну?

– Действительно, ни к чему. – Глаза ее вдруг потеряли всякое выражение. – Это мадам. Ты это хотел узнать?

– Мадам? Которая?

– Мадам Дурелли, – вздохнула она. – Ты доволен?

– Я не собираюсь терпеть твое скверное настроение, – тихо проговорил я. – Если ты неспособна быть полюбезнее, я тебя оставлю.

Ее глаза вспыхнули, но она сдержалась.