Алла Полянская - Вдвоем против целого мира

– Ешь пирожные. – Реутов подвинул к Соне тарелочку. – В «Восторге» брал, их собственная выпечка.

– О, я очень люблю «Восторг». По-моему, это один из лучших магазинов в Александровске. – Соня долила себе колы. – Дэн, ты же кота еще не видел!

– Успею.

Он понимает, что должен сказать, пусть Соня узнает лучше все от него, чем от других, но не знает, как начать.

На веранде звонит телефон – это его сотовый, он вынул его из кармана прежде, чем нырнул в белоснежные недра ванной.

– Реутов.

– По твоей милости я до сих пор торчу в лаборатории. – Криминалист, как всегда, не в духе. – Бургер давно съеден, пиво выпито, а работа осталась. Есть предварительный результат по волосу, который ты мне передал.

– Не тяни кота.

– Я и не тяну. – Криминалист хмыкнул. – Барышни, конечно, родные сестры, это не вызывает сомнений. Но есть нюанс.

– Решил терпение мое испытывать?

– Боже упаси, Дэн. – Криминалист хихикнул. – Нюанс забавный, понимаешь? Родные сестры они только по матери. То есть совершенно очевидно, что зачала и родила их одна и та же мать. Но вот отцы у барышень разные. Погуляла с кем-то мамаша, так-то. Младшая дочь имеет другого биологического отца.

– Это точно?

– Предварительные данные такие, завтра будет заключение, но девяносто девять процентов за то, что окончательный результат подтвердит предварительный анализ. Ладно, Дэн, мне пора, полно работы.

– Спасибо, Леш.

Но тот уже отключился. Реутов прошел по веранде, не зажигая света. Это он точно должен сказать Соне. Тут уж не отвертишься.

– Что-то случилось? – Она зажгла в кухне свет, и Реутов едва не ослеп после темной веранды. – Ты расстроен.

– Соня.

Реутов понимал, что должен ей сказать.

Это причинит ей боль, он много раз был вынужден говорить людям нечто, что причиняло им боль. Это часть его работы, и он научился отсекать эмоции, иначе нельзя.

Но именно Соне он не хочет причинять боль.

Татьяну хоронили ясным утром.

Соня миновала толпу папарацци – как же, хоронят знаменитость! – протиснулась сквозь кучку зевак и вошла в похоронное бюро. Зал для прощания переполнен. Ряды кресел, гроб с телом Татьяны на возвышении, священник и певчие свое дело знают, хоть и выглядят дико в этом цивилизованном зале.

– Спасибо, что пришла. – Мать Татьяны подошла к Соне и коснулась ее руки. – Я… очень хотела, чтобы собрались люди, которые хорошо знали Таню. А вы ведь с детства дружили.

Нет, хотела сказать Соня, мы не дружили. Мы держались вместе, потому что выродки, и всегда это знали, но не дружили, мы даже не знаем, что это значит.

– Мне жаль, тетя Валя. – Соня вздохнула. – Я… не знаю, что еще сказать. Мне очень жаль.

«Мне жаль не Козявку, конечно. – Соня анализирует свои ощущения, пытаясь понять, что же с ней не так. – Мне жаль ее мать, она любила ее, какая бы Танька ни была. Вот если бы моя мать хоронила меня, ей было бы все равно, а Танькина любила ее, несмотря ни на что. Жаль…»

Священник монотонно бубнит свою молитву, певчие стройным хором подпевают, плывет запах ладана и свечей, и все это совершенно не нужно Таньке, это она высмеивала как могла, мещанство, какие-то рамки, все, что обязательно «положено» – она ненавидела и презирала. Не знала, как это сказать, и просто причиняла людям боль, чтобы вырвать их из этих рамок. Получалась только подлость и гадость, и она этого даже не понимала.

«Она была таким же уродом, как и я. – Соня подошла к гробу и взглянула на покойную. Даже после смерти Татьяна была прекрасна. – Наверное, она обрадовалась, если б знала, что я сейчас любуюсь ее лицом. Она всегда что-то пыталась мне доказать, а я не понимала и понимать не хотела».

После разговора с Реутовым Соня замолчала. Ей нужно было подумать, и она выстраивала в своей голове факты, которые вдруг раскрыли ей тех, кого она знала много лет, с совершенно другой стороны. Она перелопатила Интернет в поисках ответов и с ужасом поняла, что симптомы, описанные в научных статьях, у нее есть, и немало. Она психически больна. И, может быть, когда-нибудь превратится в то, во что превратилась ее мать. Думать об этом было невыносимо, решение могло быть только одно.

Таньке повезло, она соскочила с этого поезда, и больше ее уже ничего не волнует. Она где-то очень далеко, а ее забальзамированное тело выставили на всеобщее обозрение, чтобы в последний раз люди увидели, как она была прекрасна.

– Соня…

Дариуш встал рядом, и ее ладонь оказалась в его руке. Когда-то она была готова на все, чтоб вот так постоять рядом с Дариком, ощущая его ладонь. Но это осталось в прошлом. Когда-то Танька показала ей, кто такой Дариуш. И она не верила, все эти годы обвиняя только Таньку. Но вот он, Дариуш, – пустой, ничего не значащий мужик, понятия не имеющий, что ему делать со своей жизнью и судорожно цепляющийся за ее, Сонину, руку.