Алла Полянская - Вдвоем против целого мира

– Расскажешь, что случилось между вами тогда?

– Ни за что. Собственно, Дарик не виноват, я думаю. Это Танька. Вот она – настоящая мерзавка.

– Тем не менее посмотреть любопытно. – Влад взглянул в окно на реку. – Говорят, он построил нечто грандиозное.

– Купил три соседних участка, это больше четырех гектаров земли. – Соня вздохнула. – Помнишь его папашу? Вместо науки он ударился в бизнес и нажил такое несметное количество денег, что подумать страшно. Вот Дарик и построил здесь нечто – не знаю что, но думаю, это впечатляюще.

– Тем более надо посмотреть. – Влад взял со стола корзинку, в которой принес Соне завтрак. – Мать зовет тебя к нам на обед, так что в три часа будь как штык.

– Ладно, приду.

Они расстались уже на совершенно дружеской ноте, и Влад этому отчего-то был рад, хотя если подумать – ну что ему Соня? Но он радовался, что прежние отношения восстановлены. Ему многое нужно восстановить в своей жизни, чтобы она опять стала принадлежать ему самому. И Соня – часть мозаики, часть его жизни, когда он был счастлив. Когда ничто не омрачало его воспоминаний.

Влад остановился. Ему вспомнился сон, и он снова подумал: ведь что-то забылось, что-то важное, что он знал и должен был сказать… кому? И сразу забыл, хотя это было настолько важным, что даже во сне он это понимал.

Что он забыл?

Матери не было видно – она собиралась съездить в город и купить кое-что к обеду, он вошел в дом и достал альбом с фотографиями. У них было много альбомов, за каждый год свой, так было заведено, они стояли на полках, на корешке каждого приклеена бирка с годом, а за обложкой лежит конверт с негативами. Не все фотографии печатались, но пленку, разрезанную на куски, хранили полностью.

Влад достал альбом, пронумерованный годом исчезновения Лизы. Ответ там, он уверен.

И вдруг подумал: в доме Сони не было никаких фотографий. Ни одной вообще. Только картины на стенах ее спальни, но на них цветы.

Открыв альбом, Влад начал рассматривать фотографии, аккуратно вклеенные в хронологическом порядке. Вот он с матерью на скамейке у дома. Влад помнит, что снимал их дедушка, и у него все время что-то не получалось, а потом наконец получилось, и он с облегчением вскочил и убежал, его ждали приятели. А вот они вместе с соседями – в беседке накрыт стол, профессор Шумилов и его жена, Тамара Кузьминична, что-то обсуждают, бабушка заинтересованно их слушает, профессор и его жена находились в процессе постоянного диалога – они вместе работали над одной темой, и оба были людьми очень увлеченными. А вот Соня – сидит рядом с ним, но смотрит через стол на смуглого парнишку.

Да это же Дарик!

Влад снова вгляделся в фотографию. Вот он сам, сидит рядом с Соней, вот его мама, пьет чай и что-то говорит Сониной матери, вот Лиза, как всегда, отрешенная, замкнутая, словно запертая в тюрьме своего сознания. Она всегда была рядом с матерью, тут ничего удивительного. Вот отец Сони и Лизы, молчит и смотрит в никуда, и еще какой-то человек, незнакомый. Но остальные-то знакомы, он сам был там, так почему же он не помнит этого дня совершенно? Это не их беседка, и у Сони на участке тогда такой не было, он это помнит очень хорошо. И откуда здесь взялся Дарик? Профессор Андриевский к тому времени уже умер, а родителей Дарика обитатели Научного городка не жаловали, как же он оказался в их компании, если учесть, что больше никого из детей здесь нет? И почему он, Влад, не помнит тот день?

Влад перелистнул страницу – вот еще фотографии того дня. Соня с ломтем арбуза в руках, сок течет по запястьям, она улыбается, глядя куда-то поверх фотографа. Вот снова профессор Шумилов с женой, и его мать рядом с ними – о чем-то спорят. Вот он сам вместе с Дариком и Соней на качелях. Нет, он не помнит этого дня совсем. И качелей этих не помнит, таких не было ни у него, ни у Сони. Значит, собирались у кого-то из соседей. Но когда, по какому поводу и каким боком туда попал Дарик, он не знает. Нужно у Сони спросить, она, возможно, помнит.

А вот Лиза. Влад рассматривает ее и ловит себя на мысли, что более прекрасного лица он, пожалуй, не видел. Зря Танька-Козявка так кичилась своими бровями вразлет и карими глазами с золотистыми точками, потому что Лиза была красивее ее в сто раз. Что-то было в ее лице, в ее фигуре, движениях… какое-то сияние, что ли, которого она и сама не осознавала, как не осознавала ничего на свете, кроме формул и цифр, и странных картин, которые рождались в ее голове, и она их рисовала всегда, когда не выстраивала колонки цифр.