Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

– У меня нет слов, – сказала Жанетт.

– У меня тоже. Аннет Лундстрём было всего тринадцать. Карлу – девятнадцать. Их родителям – около пятидесяти.

– А что потом?

– Да ничего. История с сектой заглохла. Карл и Аннет перебрались на юг и через несколько лет поженились. Карл унаследовал отцовскую строительную фирму, вошел в строительно-промышленный концерн, стал заместителем директора в Умео. Потом семья начала ездить по всей Швеции – Карл получал новые задания. Когда родилась Линнея, они жили в Сконе, но это ты уже знаешь. – А Вигго Дюрер?

– Его имя всплывает в одной из статей. Он работал на лесопилке и высказывался в газете. Цитирую его: “Семейство Лундстрём невиновно. Псалмов Агнца не существует, они – измышление журналистов”.

– А что с заявлением в полицию?

– Дюрер утверждал, что его, вероятно, написал один из журналистов.

– Почему у него взяли интервью? Он был среди тех, на кого указали?

– Нет. Но я подозреваю, что он хотел появляться в газетах как можно чаще. У него же были амбиции.

Жанетт подумала про Аннет Лундстрём.

Родилась в богом забытом поселке на севере Норрланда. Ребенком, вероятно, была вовлечена в религиозное движение, где практиковалось сексуальное использование детей. Вышла замуж за своего двоюродного брата Карла. Сексуальные посягательства продолжались, они тянутся от поколения к поколению, как яд.

Семьи распадаются. Рушатся. Они искореняют себя сами.

– Ты готова услышать кое-что еще?

– Разумеется.

– Я проверил банковский счет Аннет Лундстрём, и… – Что ты сделал? – перебила Жанетт.

– Просто есть одна догадка. – Хуртиг посидел молча, подумал и продолжил: – Ты всегда говоришь, что надо следовать за интуицией. Я так и сделал, и оказалось, что кто-то недавно положил на ее счет полмиллиона крон.

Вот черт, подумала Жанетт. Дюрер хочет скрыть, что творили с Линнеей.

Тридцать сребреников.

Ульрика Вендин захлопнула мобильник и спустилась в метро на станции “Сканстулль”. Она звонила психологу сказать, что больше не придет, и чувствовала облегчение от того, что ей ответила секретарша, а не сама София.

Ульрике Вендин было стыдно за то, что она позволила заткнуть себе рот.

Пятьдесят тысяч – невеликие деньги, но она сможет заплатить за съемную квартиру за полгода вперед и к тому же позволит себе новый ноутбук.

На турникете она вытянула ногу под металлическую штангу – достаточно далеко, чтобы активировать датчики. Потянула крестовину на себя и протиснулась в открывшийся проем.

Вигго Дюрера встревожило, что она встречалась с Софией. Наверное, он испугался, что во время беседы с психологом она раскроет, что он и Карл Лундстрём сделали с ней.

Две минуты ожидания на зеленой ветке метро, протянутой до района Скарпнэкк.

Поезд пришел полупустой, нашлось свободное место.

Ульрика думала о Жанетт Чильберг. Она хоть и легавая, а вроде классная.

Может, надо было рассказать ей все?

Хотя нет. Она, Ульрика, не в состоянии еще раз пройти через все, к тому же она сомневалась, что кто-нибудь ей поверит. Лучше промолчать. Будешь разевать рот – рискуешь получить в челюсть.

Через девять минут она вышла на станции “Хаммарбюхёйден” и без проблем миновала турникет.

Контролеры ей не встретились ни в поезде, ни на выходе из метро.

Финн-Мальмгренсвэг, мимо школы, через густую рощицу между домами. Юхан-Принцвэг. В подъезд, вверх по лестнице, отпереть дверь и войти.

Груда почты.

Рекламные листовки, бесплатные газеты.

Ульрика закрыла дверь, заперла, накинула цепочку.

Опустилась на пол в прихожей, и тут накатили рыдания. Под спиной была мягкая бумага, и Ульрика легла на бок.

За все те годы, что она жила с мужчинами, которые били ее, она ни разу не заплакала.

Когда классе в пятом-шестом она пришла домой из школы и застала мать вытянувшейся на диване, она не заплакала.

Бабушка описывала ее как хорошо воспитанного ребенка. Тихого ребенка, который никогда не плачет.

Но теперь Ульрика заплакала – и тут ей послышалось какое-то движение в кухне.

Ульрика поднялась и подошла к двери.

В кухне стоял Вигго Дюрер, а у него за спиной – еще какой-то человек.

Адвокат Вигго Дюрер ударил ее прямо в переносицу, и Ульрика услышала, как что-то хрустнуло.

Линнея Лундстрём смыла обугленные остатки отцовского письма в унитаз и вернулась к себе. Одежда, которая ей больше не понадобится, лежала, аккуратно сложенная, на идеально застеленной кровати. Красная сумка стояла на полу.