Ирина Комарова - Дивная золотистая улика

– Я только завтра, – торопливо заверила Маринка. – Ну, может, еще послезавтра надену. И на будущей неделе разок. Ритка, я аккуратно, я тебе его чище нового верну! И пуговицу пришью, честное слово!

Я махнула рукой и спряталась в комнате. Нужно было переодеться, умыться, очень хотелось есть… Но знаете, что мне сейчас было просто необходимо? Не включая света, упасть на свою кровать и полежать, хотя бы десять минут, с закрытыми глазами. И желательно, в одиночестве.

Дверь приоткрылась, и я услышала счастливый шепот:

– То есть ты мне его насовсем отдаешь? Правда?

– Правда-правда, – пробормотала я, не открывая глаз. – Решено, подписано и печатью припечатано. В конце концов, могу я своей единственной сестре подарить вещь, из-за которой она совсем сбрендила? А теперь исчезни, дай передохнуть.

– Риточка! – Маринка подлетела ко мне и чмокнула в щеку. – Я тебя обожаю! Конечно, лежи, отдыхай! А хочешь, я тебе ужин согрею? Мама плов сделала, из курицы, хочешь?

– Грей, – согласилась я, понимая, что иначе от благодарной сестрицы не избавлюсь.

– И какао сварю, хочешь?

У меня вырвался нервный смешок. Я, конечно, не великий кулинар, готовит у нас, в основном, мама. Но Маринка у плиты – самое беспомощное существо на свете! И она предлагает сварить мне какао! Представляю, что у нее получится! Точнее, не представляю. Может, согласиться? Да нет, продукты жалко.

– Не надо какао. Иди, грей плов. И имей в виду, если задержишься здесь хоть на пять секунд, я передумаю и отберу плащ.

Не успела я договорить, как она испарилась, и наступила блаженная тишина. Было, конечно, слышно, как Маринка гремит на кухне сковородками, исполняя какую-то сложную оперную арию, но это мне не мешало. Маринка поет часто, и тембр голоса у нее почему-то зависит от настроения. Когда она раздражена и недовольна жизнью, то это меццо или даже контральто. А чем лучше настроение, тем выше голос. Сейчас сестренку пробило на колоратурное сопрано. Да такое, что казалось, еще немного, и она уйдет на ультразвук. Я улыбнулась. Всегда приятно делать близких людей счастливыми, а Марина, хоть мы и слишком часто, по мнению мамы, ссоримся, моя единственная сестра.

Когда я, наконец, добралась до кухни, тарелка с пловом стояла на столе, накрытая другой тарелкой. Рядом, на блюдечке, лежали два бутерброда – один с маслом, а второй с плавленым сыром. Завершали натюрморт соленые огурцы, большая кружка с компотом и две шоколадные конфеты, извлеченные Маринкой из каких-то собственных тайных запасов. Сама она зайчиком сидела рядом, на табурете, трогательно охраняя мой ужин.

Я уже говорила, что хотела есть? Так вот, оказывается, я существенно преуменьшила. Я очень хотела есть, очень-очень! И смела все, что было на столе, в считанные минуты. Маринка наблюдала за мной с таким умилением, словно была мне не сестрой, а любящей бабушкой. А когда я закончила, схватила грязную посуду и метнулась к раковине. Я вздохнула. Интересно, насколько ее хватит? Думаю, дня на два, не больше. Может, стоит начать присматривать в магазинах, что-нибудь, этакое эффектное, чем ее снова можно будет побаловать?

Марина истолковала мой вздох по-своему. Оглянулась и спросила сочувственно:

– Устала?

А меня после хорошего ужина потянуло на откровенность.

– Хуже, Маринка. Разочаровалась в людях.

– Во всех? – уточнила она, вытирая тарелку.

– Э-э… нет, пока, не во всех.

– Тогда ты еще только на половине пути, – обнадежила меня сестра. Она закончила возиться с посудой и снова подсела ко мне. – Я давно пришла к выводу, что в весь этот эксперимент с человечеством можно считать неудачным. Нет, конечно, имеются отдельные личности, вполне пристойные, взять хотя бы нас с тобой. Но в целом, – Маринка презрительно скривила губы, – в целом, беспристрастный взгляд на людей вызывает только уныние.

– И отвращение, – добавила я. – Сегодня у меня это основное чувство. Наверное, зря я пошла работать в агентство. Понимаешь, мы только что одну девушку арестовали, совсем молоденькую. Людмилой зовут. Я с ней несколько дней назад познакомилась. Человек как человек. А оказалось, – настоящие чудовище, убийца. Ни проблеска морали, этики, элементарного сочувствия, простой житейской доброты. Мне надо, значит подавай сюда. И, без тени сомнения или стыда, по головам, в буквальном смысле…

Я не договорила, только рукой махнула. Маринка в ответ легкомысленно хихикнула.

– Ой, Ритка, при чем здесь твоя работа? Можно подумать, только одни частные детективы с аморальными типами дело имеют. Ты свою школу вспомни. А у нас в консе? Вот заявлюсь я завтра в плаще, – она мечтательно откинула голову и прикрыла глаза, – все наши кобры собственным ядом захлебнутся! И пусть, так им и надо!