Дональд Уэстлейк: Разная любовь, разная смерть

При сложившихся обстоятельствах сравнение стало еще более неадекватным.

На фоне серого коридора выделялась черная дверь квартиры 17С. Виклер нажал на звонок, и мы стали ждать. Через мгновение у меня зачесалась спина – признак того, что за нами кто-то наблюдает в глазок, замаскированный над дверью под миниатюрный фонарик, а потом дверь отворилась, и нас впустил внутрь необычайно высокий и широкоплечий молодой человек с внешностью одного из тех представительных профессиональных футболистов, что снимаются в рекламных роликах страховых компаний. Виклер, войдя, сообщил:

– Эрни ждет нас. Скажи ему, что я привез Тобина. Э.., э-э.., мистера Тобина.

Молодой человек закрыл дверь, окинул меня бесстрастным взглядом серых глаз и сказал:

– Мне нужно будет обыскать вас, сэр, – сказал очень вежливо. Я невежливо ответил:

– Нет.

Он не удивился, не обиделся. Его непроницаемые глаза переместились на Виклера, который быстро проговорил:

– Все в порядке. Под мою ответственность. Как ни в чем не бывало молодой человек двинулся влево к широкой двери со словами:

– Соблаговолите подождать...

– Две минуты, – добавил я.

– Конечно, конечно, мистер Тобин, – поспешно обратился ко мне Виклер. – Я сам пойду и скажу Эрни.

Пройдя через широкую дверь, я попал в небольшую гостиную, обставленную изящной, хрупкой мебелью темного дерева, по-моему, двух-трехвековой давности. Но я не антиквар по мебели и точнее определить не могу.

Оставшись в одиночестве, я сел в изысканное кресло с деревянными подлокотниками и круглым сиденьем, с мягкой обивкой и нашел его на удивление удобным. Закурив, я положил спичку в круглую стеклянную пепельницу и посмотрел на часы, чтобы засечь время. Я уже два года как бросил курить, но шесть месяцев назад снова начал. Это была моя первая сигарета, с тех пор как я взялся за строительство стены.

Через минуту сорок секунд в гостиную вошел Эрни Рембек, проворный и дружелюбный, эдакий царек в костюме за двести долларов. При шикарном галстуке. Я несколько раз видел его по телевизору, когда он выступал в комитетах Конгресса по поводу Пятой поправки, но встречаться с ним прежде мне не доводилось, и меня поразило, как молодо он выглядит. Ему, вероятно, под пятьдесят, а на вид можно было дать не более моего возраста; сухощавый, подтянутый, ухоженный, с острыми угловатыми чертами лица и пружинистой походкой. Он походил на тех актеров, которые изображают удачливых деловых людей в рекламных роликах.

Улыбка, которой он нас одарил, представляла собой сложную комбинацию гостеприимства, извинения, самодовольства.

– Мистер Тобин, благодарю, что пришли! – приветствовал он меня. – Вы вряд ли пожелаете пожать мне руку?

Его слова сбили меня с толку, лишили удовольствия демонстративно отказаться от рукопожатия. И мне оставалось лишь сострить:

– А какой в этом смысл?

– Да никакого. – Он передернул плечами и продолжал:

– Поверьте мне, мистер Тобин, я очень благодарен, что вы посетили меня. Я – ваш враг. И вы как отставной генерал, который согласился сотрудничать с русскими.

– Что-то в этом роде.

– Я постараюсь сделать наше сотрудничество для вас как можно менее болезненным, – любезно изрек он. – Я понял, что вы явились сюда не по своему желанию, вас вынудили к тому обстоятельства. Прежде чем мы приступим к делу, хочу еще раз заверить вас, что я все отлично понимаю и надеюсь, что на время нашего общения вы найдете возможным.., заключить нечто вроде перемирия.

– Виклер рассказал мне о каком-то убийстве, – начал я. Он поднял руку и с извиняющейся улыбкой прервал меня:

– Виноват, пока рано. Вы приступили к делу, а я никогда не веду деловые беседы без своих советников. Я еще раз хотел искренне поблагодарить вас за визит и сообщить, что понимаю ситуацию и буду.., по мере возможности щадить ваши чувства.

Я, Митч Тобин, знаю, что расхожий стереотип заправилы преступного синдиката представляет собой угрюмо-неприветливого грузного недоучку-иммигранта, но стереотипы почти всегда ошибочны. И все же я не был готов к безукоризненно вежливой доброжелательности, которую олицетворял собой Эрни Рембек. Я был выбит из колеи и злился на него за это почти так же, как и за все его темные делишки.

– Давайте-ка я о своих чувствах сам позабочусь, – грубо буркнул я.

– Прежде чем мы проследуем в офис, – сказал он, не замечая моей невежливости, – я хотел бы поведать вам одну небольшую историю с моралью, можно?