Дональд Уэстлейк - Восковое яблоко

Мэрилин Назарро, двадцатисемилетняя женщина, вышла замуж еще старшеклассницей. В первые три года замужества у нее родились близнецы, потом еще один ребенок. Вскоре после этого у нее появились симптомы маниакально-депрессивного психоза. Она дважды побывала в клинике для душевнобольных, сначала в течение двух лет, потом – трех, и хотя сейчас она выглядела жизнерадостной и вполне нормальной, прогноз медиков был неутешительным, в основном потому, что после выхода из клиники ей придется снова вернуться к прежней жизни.

Бет Трейси, хорошенькая, хотя и неуверенная в себе блондинка двадцати трех лет, страдала истерией на почве секса. Ее брак был расторгнут по инициативе мужа из-за неисполнения ею супружеских обязанностей. Она трижды пыталась покончить с собой и совершенно откровенно заявляла о том, что ничего более отвратительного и ужасного, чем сама мысль о половом акте, она не может себе представить. Врачи считали, что проблема коренится в каком-то инциденте из ее прошлого, но не смогли найти его. Бет Трейси тоже выпустили из лечебницы не потому, что она поправилась, а потому, что она научилась до некоторой степени мириться со своими недостатками. Теперь Бет едва ли решится вновь завязать с кем-нибудь романтические отношения.

Был ли кто-нибудь из них преступником? Люди, страдающие маниакально-депрессивным психозом и сексуальной истерией обычно не причиняют вреда никому, кроме самих себя, по крайней мере, физического.

А как насчет этих двоих, сидящих за моим столом? Клептоман и человек с манией преследования. Джордж Бартоломью всегда был безобидным, как кролик, и было трудно взглянуть на него как-то по-другому. Дональд Уолберн в прошлом бывал буйным, но это проявлялось открыто, на виду у всех, и имело специфическую направленность. Ловушки преступника давали эффект осколочной гранаты (никогда не знаешь, кто пострадает), затруднявший определение мотива, в том числе и возможность того, что введенный в заблуждение Дональд Уолберн решил поквитаться с несуществующими заговорщиками.

Двух других потенциальных преступниц в комнате не было и не будет. Роуз Акерсон, очевидно, снабжала едой и себя и Молли Швейцлер, спускаясь то и дело с подносом в кухню. Одна из них – одинокая женщина, которая похитила ребенка, потому что хотела снова иметь детей, другая – тоже одинокая, отреагировала на действительные или воображаемые обиды ненормальным перееданием. Они нашли друг друга, стали друг для друга недостающим звеном, но судя по количеству пищи, которое отправлялось наверх, сделали это во вред своему здоровью. Роуз и Молли не просто вошли в роли матери и ребенка. Роуз в роли матери потакала во всем своему испорченному ребенку, Молли, и это не приносило пользы ни той, ни другой.

Где и когда в этом замкнутом мирке затаилась потребность причинять боль и наносить увечья другим людям? Зачем кому-то из них подстраивать несчастные случаи другим людям?

Мне не нравился мой список из шести подозреваемых, очень не нравился. Но другого у меня не было.

На десерт подали мороженое. Дональд Уолберн быстро управился с едой и ушел, но Джордж Бартоломью не спешил, поэтому мы приступили к десерту одновременно. Я заметил, что он поглядывает на меня уголком глаза, и понял, что он хочет задать еще какие-то вопросы. Тут ничего нельзя было поделать – только набраться терпения и подождать, пока он не заговорит.

Он решился не раньше, чем съел все мороженое и начал пить кофе. Тогда он произнес:

– Я тут думал...

Я посмотрел на него:

– Да?

Выражение его лица было серьезным:

– Насчет Уолтера Стоддарда. Как вы считаете, есть какой-нибудь шанс, что он этого не делал? Я взвесил свой ответ и сказал:

– Не знаю. Решать будет полиция. Он угрюмо кивнул:

– Полагаю, что так. Просто это совсем не похоже на Уолтера, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Понимаю, – ответил я и не стал продолжать. Я поднялся к себе, чтобы отдохнуть и приготовиться к тому, что могло произойти во второй половине дня.

Когда я вошел, занятие продолжалось уже двадцать минут, и там были все подозреваемые. Говорил Дональд Уолберн, но, увидев меня, сразу закрыл рот, повернулся и враждебно на меня посмотрел.

– Извините, что опоздал, – сказал я, обращаясь к доктору Фредериксу.

– Ничего, Тобин, – ответил он. – Садитесь.

– Спасибо.

Усаживаясь за стол, я встретился глазами с Фредериксом и слегка покачал головой. Я не нашел похожей бумаги для заметок. Мой обыск, торопливый и поверхностный, не дал никаких результатов.