Дональд Уэстлейк - Восковое яблоко

Когда мы снова остались одни. Боб сказал:

– Остаются О'Хара и Мерривейл. Я взглянул на часы – было двадцать пять минут двенадцатого. Занятие продлится еще пять минут.

– Пойдем к ним, – решил я.

Я постоянно мысленно связывал О'Хару и Мерривейла: отчасти потому, что они были очень похожи, и отчасти из-за того, что они почти всегда были вместе, но в их комнатах различия проступали весьма отчетливо. Комната Мерривейла, избившего своего отца, была настолько переполнена символами “мужчины, качающего мускулы”, что в ней буквально чувствовался запах пота. На двух фотографиях, стоящих на комоде, был запечатлен Мерривейл, на первом – в черной кожаной куртке, сидящий на мотоцикле “харлей-девидсон”, а на другом – в охотничьем костюме, с винтовкой в руках, наступив на горло мертвого оленя на фоне леса. На полу шкафа лежали две стопки журналов: в одной были выпуски “Плейбоя” и подражающих ему журналов, в другой – экземпляры пикантных подделок под “Тру”. С полдесятка эротических романов в бумажных обложках, вроде тех, которые я нашел в комоде у Джерри Кантера, были сложены на полке, рядом с фуражкой с козырьком, наподобие таких, которые носят военные и водители автобусов. Вся одежда тяготела к стилю “крутого парня”, а под матрасом его незастеленной кровати я нашел две длинные доски размером один на двенадцать футов, положенные туда, очевидно, для того, чтобы не дать Уильяму Мерривейлу поддаться распутной роскоши слишком уж мягкого матраса. Увидев все это, я удивился, потому что он лишь в устной форме выразил свое недовольство мной после того, как я ударил Фредерикса, вместо того чтобы немедленно наброситься на меня с оглушительными криками.

Комната Роберта О'Хары, судя по всему, указывала на начальный этап того же пути. В ящике комода лежали бейсбольные карточки, на полке в шкафу – комиксы. Он построил простой книжный шкаф из сосновых досок, в котором не было ничего, кроме книг, которые читают мальчишки: “Том Свифт-младший”, “Кристофер Кул – агент-подросток”, “Дейв Доусон”, “Мальчишки-союзники”.

Но о каком детстве он мечтал? “Мальчишки-союзники на Ютландии” – это книга о Первой мировой войне, которая была задолго до его рождения и моего тоже. Да и знал ли он хотя бы, где эта Ютландия? Сам я смутно помнил, что там в годы Первой мировой войны произошло какое-то морское сражение.

Дейв Доусон – это мое детство, а не его. Вторая мировая война, Дейв Доусон и его английский друг Фредди Фармер. Когда-то у меня самого были эти книги, но то время давно прошло. У него еще были “Дейв Доусон в Ливии” и “Дейв Доусон на русском фронте”. Я помнил эти названия, помнил эмблемы на запачканных, пропыленных куртках. Держа в руках “Дейва Доусона на русском фронте”, я вдруг осознал, что вспоминаю комнату, в которой жил мальчишкой. Коврик на полу, маленький книжный шкаф, в котором я хранил “Дейва Доусона”, “Одинокого рейнджера”, “Тома Свифта” (уже тогда устаревшего, но еще не уступившего дорогу “Тому Свифту-младшему”) и еще с полдюжины других книг. Книги об индейцах, чаще – об ирокезах, а также о Робин Гуде и разных рыцарях, которые сражались с темными силами. Я стоял так довольно долго, предаваясь воспоминаниям о том времени, когда почти все мои ошибки были еще впереди, и чувствуя, что злюсь на Роберта О'Хару, потому что он каким-то таинственным образом украл у меня детство.

Но где его собственное детство? “Том Свифт-младший” и “Кристофер Кул” – агент-подросток, появились, кажется, совсем недавно. Взгляд, брошенный на год издания книг, это подтвердил.

Роберт О'Хара, совратитель малолетних, старался создать иллюзию детства, хотя и не своего собственного. Почему?

Из всех комнат на эту я потратил больше всего времени. Этот парень привел меня в замешательство, охватившая меня грусть перекинула между нами какой-то мостик. Я никак не мог понять, в чем тут дело.

В конце концов меня оторвал от этих мыслей стук в дверь. Я подошел и открыл ее, и Боб взволнованно и быстро сказал:

– Вам лучше поторопиться, мистер Тобин. Я слышу – они поднимаются по лестнице.

– Я закончил, – ответил я, выходя из комнаты О'Хары, хотя мне совсем не хотелось уходить.

– Тут тоже ничего?

Я отрицательно покачал головой. Мы обыскали все комнаты, моя идея исчерпала себя, из нее ничего не вышло. Я чувствовал себя обескураженным и очень уставшим.

– Я иду к себе, – предупредил я Боба. – Пожалуйста, скажи доктору Камерону, что я ничего не нашел и что попозже я спущусь поговорить с ним.