До первого июля 2010 года срок давности по преследованию за убийства был 25 лет.
После пересмотра Уголовного кодекса дела об убийствах и покушениях на убийства не имеют срока давности.
– Кто звонит посреди «Дональда Дака»?
Телефон продолжает трезвонить на обеденном столе, смущая хозяйку пошлым шлягером, поставленным в качестве сигнала.
Каждый раз, когда он звонит, Шарлотта задается вопросом, почему она никак его не поменяет. Агнета кидает злобный взгляд на телефон, но тут же возвращается к экрану. Сует в рот марципановую конфетку. Откидывается на подушки. Телефон продолжает трезвонить.
– Да возьми же трубку!
– В Рождество?
– Это, наверное, с работы.
– Наверняка.
Шарлотта бросается к столу в надежде, что звонящий положит трубку, но не тут-то было. Так, скрытый номер…
Шарлотта делает глубокий вдох, готовясь выяснить, кто звонит ей в двадцать минут четвертого в канун Рождества.
– Шарлотта Лугн.
Тишина в трубке. Слышно, что на другом конце кто-то есть, но звонящий молчит. Время идет.
– Алло? Это Шарлотта Лугн. Кто звонит?
– Алло… Здравствуйте. Извините. Я… Я не хотела мешать.
– Всё в порядке. О чем речь?
Шарлотта смотрит на диван, на зажженные свечи, елку, экран телевизора, где мышки и птички кружатся в танце. Агнета сидит на диване, поджав ноги. Рядом миска с рождественскими сладостями. Она вытряхивает ириску из формы, сует в рот и подпевает Золушке.
Шарлотта закрывает глаза, и прежде чем собеседник успевает заговорить, она уже знает, что спокойным это Рождество не будет. Можно называть это женской интуицией, или двадцатишестилетним опытом полицейской работы, или острым умом. Никто не звонит в канун праздника с работы, чтобы пожелать тебе счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества, кстати. Мне жаль, что приходится звонить вам в такой день. Но это важно. Я не могла не позвонить.
– Извините, я все еще ничего не понимаю. Кто вы?
Смех на другом конце повода. Смущенный, скованный.
– Разумеется. Вы не узнали мой голос. Это было вечность назад. Прошу прощения. Мне следовало… Вы же все время сталкиваетесь с новыми людьми; как вы можете меня помнить. Но я…
Женщина на другом конце провода замолкает. Кажется, что она одновременно испытывает ужасный стресс и при этом абсолютно спокойна. Кажется, она хочет сказать все и сразу, но почему-то боится.
– Понимаю. Но, может, вы напомните мне ваше имя? Это многое упростит.
– Вы правы. Сделаем так. Помните Эрика Граната? Я – его мать.
И тут Шарлотта понимает, что это Рождество запомнится ей надолго.
На цыпочках, с прижатой к уху трубкой она подходит к дивану, целует подругу в лоб и с извиняющейся миной смотрит на нее. Агнета все понимает.
Она явно не рада, но они давно уже договорились, что работа – это работа. А работа Шарлотты не заканчивается в шесть вечера. Она продолжается ночью, по праздникам и даже в дни рождения и отпуска по болезни. Сколько раз уже Шарлотте приходилось уходить с обедов, походов по магазинам и домашних посиделок.
Но именно это Рождество… Она так долго его ждала. Их первое Рождество в новом доме. Без детей. Без братьев и сестер, без мам, только они вдвоем.
Шарлотта гладит Агнету по щеке, беззвучно произносит: «Прости» – и выходит в прихожую. Там она надевает ботинки для керлинга, не напрягаясь по поводу молнии, и набрасывает пуховик.
– Уже еду. Как мне вас найти?
Шарлотта Лугн едет через город. Проезжает больницу. Чуть не врезается в дребезжащий трамвай на площади Ваврински. Видимость из-за дождя ухудшилась. Температура около нуля. Все скоро обледенеет. Водитель трамвая жмет на клаксон. Она успевает затормозить в последнюю секунду. Вечно так случается. Одинокий трамвай уносится прочь по пустынной дороге в направлении Гульдхеден. Шарлотта видит троих пассажиров в вагоне. Сидят они далеко друг от друга. Взгляды прикованы к залитым дождем окнам. Можно только надеться, что они едут туда, где их кто-то ждет. Ей было невыносимо думать о тех, кто остался совсем один на Рождество. Все должны быть окружены любовью и заботой близких в такой день. Она лучше других знает, каково это – быть одной. Шарлотта обожает Бинга Кросби, красную подарочную бумагу, булочки с шафраном, запах глёга. Но она ненавидит выпивку и последствия, к которым та приводит, когда люди напиваются на Рождество. И как бы она ни пыталась думать только об их с Агнетой семейном счастье, как бы ни украшала их новый дом, она не может не думать о темной стороне этого светлого праздника, с которой так часто сталкиваются полицейские. Все остальные дни в году она не возражает против работы, но в Рождество это уже слишком. Шарлотта вспоминает, как в первое свое Рождество на службе она, надев новые полицейские ботинки, поскользнулась в крови женщины, которую зарезал пьяный муж. Он сидел в углу на кухне и бормотал: «Она упала, чертова баба, клянусь, она упала. Она чертовски неуклюжа». На столе стоял окорок. Шарлотта отчетливо помнит, что на блюде лежали пять ломтиков ветчины. Тем же ножом он зарезал жену.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу