Анна и Сергей Литвиновы - Бойтесь данайцев, дары приносящих

– А вот на это ты не надейся. Я не ЦРУ, я к тебе в твой городок приезжать смогу и буду.

– Хорошо, Александр Федосеевич, тогда я подумаю.

А когда она приехала с конспиративной квартиры, не заезжая на работу, сразу домой, – стало ясно, что одной проблемой, мешающей ей совершить переезд, стало меньше. И слезы хлынули из глаз – потому что она не успела хотя бы проститься. А ведь Леру искали – да найти не смогли. Никаких сотовых телефонов тогда и в мечтаниях не было, а позвонить на конспиративную квартиру не мог даже Вилен.

Маме, Ариадне Степановне, стало плохо в середине дня. Снова инсульт, тяжелее первого. Прислуга Варвара все сделала правильно, немедленно вызвала «Скорую». Потом стала обзванивать всех по списку: генерал Старостин, Лера, Вилен. Федор Кузьмич прибыть успел, и зять тоже, а вот Валерию не нашли. Врачи начали проводить реанимацию прямо на месте, в квартире. Но Ариадна Степановна в сознание так и не пришла – однако муж еще успел увидеть ее живой, и даже Вилен. А вот дочь – нет.

Вилен сказал тогда Лере: «Ты не кори себя, не кори. И мама твоя всегда была так воспитана, что дело – это главное. Она бы тебя простила».

А Лера разрыдалась. Сама себя она простить не могла.

И в следующую встречу с Александром Федосеевичем сама запросила перевода в тихое место.

А после того, как ее перевели в Красноярск‑26, они с Пниным виделись только один раз.

Когда она из секретного города с подземным заводом снова вернулась в Москву, Александр Федосеевич из ее жизни исчез. По линии комитета с ней работал новый куратор, Пнин на связь больше не выходил. Говорили, что когда убрали Семичастного, принудили уйти и его. И только совсем недавно – уже в двадцать первом веке – она столкнулась с ним в Большом театре (свою любовь к балету Валерия Федоровна не оставила, хоть и сменилось с конца пятидесятых не одно поколение прим). Столкнулась вроде бы случайно – хотя кто его знает, никогда наверняка нельзя сказать, когда речь идет о сотрудниках . Он был, конечно, страшно старый – хотя молодцеватый, седой и подтянутый. И – внятные, ясные мысли и речи. Она тогда подумала, что он нашел ее, чтобы попрощаться: все-таки лет на десять старше ее мужик, да ведь никто не знает, что кому уготовано. Оказалось, что первой ушла – она.

После спектакля посидели вместе в кафе, и она спросила о том, что не давало ей покоя долгие годы – хотя для себя она объяснение нашла, но хотелось все-таки услышать подтверждение (или, напротив, опровержение):

– Скажи, а почему тогда, в октябре шестьдесят второго, во время Карибского кризиса, ты велел мне передать нашим коллегам (она подразумевала церэушникам, но на людях не следовало произносить кодовых слов) правдивую информацию о наших изделиях ?

Он хмыкнул:

– А ты сама как думаешь?

– Думаю, ты (или твое начальство) хотел, чтобы в столь важный для судьбы мира момент политические лидеры не играли краплеными колодами, не блефовали (чем особо отличался наш Никита Сергеевич), а выложили все карты на стол.

Пнин улыбнулся.

– Все ты правильно понимаешь, дорогая Лера. Никому из нас не улыбалось сгореть в атомном огне. Но кто-то ведь должен был сказать нашему дорогому Никите Сергеичу и маршалам из минобороны, что блеф их раскрыт. Вот и пришлось доводить до них информацию кружным путем – через наших коллег за океаном, а потом через братьев Кеннеди и посла Дубинина. Может, если б не ты, нас тогда с тобой, как и всю Москву, ядерным грибом бы накрыло.

Прошло полвека.

Наши дни. Москва.

Галя

– Давай, когда поедем на поминки по Лере, я подвезу тебя, – предложил по телефону Владик.

– Ты еще водишь? – удивилась Галина.

– Почему нет? – он сделал вид, что оскорбился.

– Все мы не молодеем, – вздохнула она.

– Тем не менее медсправку мне благополучно продляют. И даже безо всяких взяток.

– С чем тебя и поздравляю, – усмехнулась Галя. – А я вот водить так и не выучилась.

– Непохоже на тебя.

– Почему?

– Ты всегда любила держать судьбу в своих руках. И рулить ею.

– Должна же я хоть в чем-то оставаться женщиной. Ведомой. Той, которую ведут и возят.

Договорились встретиться назавтра – он подъедет за ней прямо к подъезду – словно молодой человек на свидание. Вот только время для свидания совершенно не характерное: семь тридцать утра. Когда Галя продиктовала адрес: Ленинский проспект, дом номер, Владик удивился: «Ты, оказывается, рядом со мной живешь?!» Она усмехнулась: «А то ты не помнишь! Я пятьдесят лет как здесь живу». А он ответил, растерянно и поэтому, наверное, честно: «Ты знаешь – и впрямь забыл».