Она покачала головой.
— Вам никогда не приходило в голову, мистер Берн, что я, при желании, могла бы иметь не одно такое колье? Нет, благодарю за внимание, но предложите его кому-нибудь другому. Я же хочу только одного — поскорее освободиться от вас.
— А если мне вздумается задержать вас ещё… на три года? Вам нравится подобная перспектива? Ведь дело вашего отца ещё не закрыто, и он может быть арестован в любой момент. Убийство — это, знаете ли…
— Я сполна расплатилась за грехи своего отца, — с горечью произнесла она. — Как часто я жалею о том, что приняла ваше предложение! Порой мне приходит в голову мысль рассказать отцу обо всём, чтобы он сам решил, следует ли мне и дальше приносить себя в жертву.
Берн настороженно посмотрел на неё.
— Вы не станете делать подобных глупостей… Я пошутил насчёт трёх лет. Отправляйтесь-ка домой, моя дорогая, и хорошенько выспитесь.
Он проводил её до парадной двери и смотрел вслед её стройному силуэту, растворяющемуся в предрассветном тумане.
Вернувшись к себе, он налил стакан виски с содовой и сделал несколько жадных глотков.
— Странный вкус у виски, — поморщился он и грузно свалился на пол.
Из-за портьеры вышел человек. Он склонился над бесчувственным Берном, потом, открыв дверь в коридор, поманил кого-то.
Манфред, войдя в комнату, взглянул на неподвижное тело, потом на недопитый стакан.
— Снотворное, — деловито пояснил Леон. — В преступных кругах эти капли называют «кнок-аутом».
На следующее утро Берн проснулся с отчаянной головной болью.
Он не мог припомнить, когда лёг спать, как раздевался, как надевал пижаму…
Он позвонил и с усилием поднялся с постели. Комната поплыла перед глазами, и он еле удержался на ногах.
— Что со мной было вчера вечером? — спросил он экономку.
Она удивлённо взглянула на него.
— Ничего. Когда я простилась с вами, вы читали газету.
— М-да… Это всё виски, — проворчал он.
Холодный душ и кофе несколько освежили его, но слабость ещё давала о себе знать.
Внезапно его пронзила ужасная мысль: а что, если ему подмешали в виски снотворное…
Он стремглав бросился к сейфу.
Коричневый свёрток лежал на своём месте.
Схватив его, он тут же поехал в банк. Там свёрток был помещён в его личное отделение стальной кладовой. Только тогда мистер Берн смог вздохнуть с облегчением. Теперь все его основные ценности находились под надёжной охраной, и его благополучие не зависело от капризов судьбы!
У себя в конторе он занялся текущими делами.
Вскоре клерк доложил о приходе некоего посетителя.
— Кто это?
— Тот самый господин с Джермен-стрит, который приостановил выплату…
— А! Пусть войдёт!
На пороге кабинета показался Гонзалес.
— Я бы желал переговорить с вами наедине, — сказал он.
Клерк вышел.
— Вы приняли решение по выплате долгов мистера Эдена? — спросил Берн.
— Сначала я бы хотел решить вопрос о долгах мистера Шоусера, — медленно произнёс Леон.
Берн удивлённо воззрился на него.
— Я навестил сегодня утром мистера Шоусера, — продолжал посетитель. — Год назад он пережил глубокое потрясение, после которого у него отнялись ноги…
— Ничего не понимаю… — пробормотал Берн.
— Несчастный находился в полной уверенности, что он убил рыжеволосого крупье, состоящего у вас на службе. Проиграв своё состояние, он, видимо, потерял голову, когда увидел, что ваш крупье забирает его последние деньги.
— Мой крупье! — возмутился Берн. — Что вы хотите этим сказать? У меня нет никаких крупье!
— Он нанёс ему удар по голове, — невозмутимо продолжал Леон. — Утром следующего дня вы явились к мистеру Шоусеру и солгали ему, что ваш крупье мёртв. Вы его шантажировали, уже инвалида… Но вам этого показалось мало. Вы встретились с его красавицей-дочерью и предложили ей работать на вас, чтобы спасти отца от виселицы…
— Забавная сказка…
— Весьма! Вы поместили в газете объявление о смерти некоего Дженкинса. Разве не сказка? Страшная сказка, призванная запугать инвалида и его несчастную дочь!
— Нелепая… ложь!
— Сегодня утром мистер Шоусер узнал, что Дженкинс жив и здоров, содержит в Брайтоне игорный притон, разумеется, ваш филиал… Да, ещё кое-что для вашего сведения: вы никогда больше не увидите мисс Шоусер…
— Ну, это ещё… — начал Берн, но осёкся, наткнувшись на стальной взгляд Гонзалеса.
— Я разорю вас, Берн. До последнего пенса. Потому что на каждом из них — слезы и кровь. Вам не страшно, Берн?
Читать дальше