Джеймс Чейз - Том 24. В зыбкой тени. Итак, моя милая... Если вам дорога жизнь.

— Что протрете? — спросил он.

Бразенстайн оглянулся и встретил ненавидящий взгляд голубых глаз.

— Бровь и непосредственно глазное яблоко, — саркастически сказал он. — Вот так. — Бразенстайн достал платок и приложил к глазам. — Понимаете?

Лепски возненавидел его еще больше. Он прошел мимо лотка Льюиса. Молодой индеец мог быть Поком, но следовало подождать условного сигнала от чертова адвоката. Тот прошел вперед, и тут до Родни дошел весь комизм ситуации. А что он тут делает? Самый преуспевающий юрист корпорации бегает за маньяком-индейцем! А вдруг тот захочет его убить?

Заметив, что добровольный помощник скис, Хатчи решил подбодрить адвоката:

— Лепски прикроет вас, сэр. Он лучший в городе стрелок.

Он думал, что это сообщение поможет юристу взять себя в руки, но вышло наоборот.

Итак, ожидается стрельба. Про это Террел ничего не говорил. Бразенстайн просто взмок от страха. Лепски увидел, как он потоптался на месте и достал платок. Детектив перевел дух — дурень сделал это так заметно, что на него уставились со всех сторон.

Тохоло взглянул на часы. Чак уже должен собрать деньги. Но можно ли ему доверять? Пять конвертов…

Он поднял закатившийся под поддон апельсин. Да, идея хороша, но придумал ее не белый, вот и пришлось привлекать эту парочку. Пок понимал, что доверять им нельзя, они могут продать, но приходится рисковать. Тохоло вспомнил, как вытянулось лицо у Чака, когда тот увидел индейца в гостинице Оунды. Как для Чака все просто — уехать и ищи ветра в поле!

Вдруг он увидел Бразенстайна и сразу узнал этого симпатичного толстяка. Работая в баре, Тохоло понял, что адвокат хорошо относится к цветным. Он всегда был любезен с Поком, и семинол помнил об этом. Бразенстайн всегда говорил, что цветные такие же люди, как и белые. Он помнил, как тот ругал Маккина, издевавшегося над цветными слугами. Со смутной тревогой Тохоло наблюдал за странными ужимками адвоката, вздумавшего тереть глаз у лотка с апельсинами. Семья Тохоло была католической. Прежде он всегда ходил с отцом слушать мессу. Вспомнились слова Библии — «И тут подошел Иуда, он сразу выдал свое предательство и поцеловал его…» Пок видел, что Бразенстайн смотрит на него, и понял, что тот его узнал. И понял, что платок — сигнал кому-то. Индеец быстро огляделся, как дикий зверь, почуявший охотника.

После манипуляций Бразенстайна с платком Лепски включил передатчик. И как только это сделал, коричневые пальцы индейца сомкнулись на рукоятке револьвера 38-го калибра. Его лицо искривила дьявольская усмешка… Подняв голову, Юпитер Льюис увидел искаженное лицо убийцы и кулем свалился под прилавок.

Лепски только успел сказать:

— Это Тохоло, приступаем.

Бразенстайн повернул назад. Он дрожал и был изрядно напуган. Угораздило же его вмешаться в такое опасное дело! Он больше никогда не впутается в подобную аферу! Внезапно адвокат сообразил, какой успех его рассказ будет иметь в гостиных. Он представил себе лица своих клиентов — их юрист один на один с Палачом! Он уже совсем успокоился, когда пуля, посланная из револьвера 38-го калибра, срезала ему полчерепа, как ножом.

Слушая инструкции Террела, Лепски отвел взгляд от юриста. Услышав выстрел, он поднял голову, отыскивая Палача, и не увидел его, но заметил, как рухнул Бразенстайн. Лепски колебался секунды две, не больше: сообщить, что произошло, или броситься следом за убийцей? И за эти две секунды Тохоло исчез.

На рынке началась паника, индейцы загалдели, как стая ворон. Лепски видел, что преследовать Пока бесполезно. Он поднял передатчик и доложил, что произошло.

Его доклад, как всегда, выслушали Террел и Бейглер.

Они уставились друг на друга.

— Я послал своего приятеля на смерть. Теперь это мое дело. — Капитан проверил кобуру под мышкой и вышел из участка.

Тохоло почувствовал, как по спине у него забегали мурашки от удовольствия, когда увидел Бразенстайна мертвым. Теперь надо спрятаться. Он еще хорошо соображал и знал, что надо делать.

Тохоло скользнул в лавочку, где индеец Микко подторговывал всякой всячиной. Он был близким другом Дрефа Тохоло и часто жалел того. Он считал, что старый индеец слишком честен. Он знал, что для Дрефа сын — это позор и гибель. Рано или поздно, но парня поймают. Возмездие наступит неизбежно. Но индейцы должны стоять друг за друга. Когда сюда явится полиция, он притворится глухим. Ему уже восемьдесят лет, и индейцы в его возрасте все глухие и идиоты.