Джеймс Чейз - Том 26.Это - серьезно. Сувенир из клуба мушкетеров. Вплоть до убийства президента.

Мне пришлось легонько подтолкнуть его, и, когда он, шатаясь, заковылял прочь, Херц очутился уже возле меня.

Он двигался с быстротой и ловкостью профессионального боксера, но я все же успел занять положение, при котором свет от фонаря бил ему прямо в глаза. Не помня себя от ярости, он бросился на меня, но я неожиданно присел на корточки и, обхватив руками его мощные бедра, придал нападавшему дополнительное ускорение. Видели бы спортивные судьи его полет, наверняка выставили бы высший балл. Херцу — за технику исполнения, мне — за артистичность. Он все еще катился по скользким доскам, когда я, вскочив на ноги, помчался вперед.

— Эй, Брэндон, давай сюда! — окликнул меня Фултон из моего «бьюика», мотор которого спасительно урчал, и я, добежав до машины, буквально упал на место водителя, включил передачу и вдавил в пол педаль акселератора.

Херц остался в двадцати ярдах позади с искаженным от бешенства лицом, когда машина рванулась с места. Мы пулей вылетели с автостоянки, чудом не снеся ворота, и выехали на бульвар. Не сбавляя скорости, я свернул на боковую улицу и лишь в конце ее немного притормозил.

— Болит? — спросил я Фултона.

— Переживу как-нибудь, — ответил он.

— Где ближайшая больница? Я отвезу тебя.

— Третий поворот налево, потом прямо с полмили.

Я прибавил скорость, и минут через пять мы остановились у входа в приемный покой «Скорой помощи».

— Теперь я справлюсь сам. — Он вылез из машины. — Надо быть идиотом, чтобы так трепать языком, как я. Черт меня дернул связаться с тобой!

— Прости. Кто мог ожидать, что наша встреча закончится так печально. Ты можешь подать в суд на Херца — свидетелей было предостаточно.

— Из этого ничего не выйдет. Самому же себе сделаешь хуже. Нет уж, с меня довольно общения с этим гадом. Я собираю вещички и сматываюсь отсюда. — И он нетвердо заковылял прочь.

Я подождал, когда он исчезнет в дверях, потом развернулся и быстро поехал в гостиницу.

Отдохнув в приятной тишине своего крохотного номера и обмыв под душем синяки, я вспомнил, что так и не успел поужинать, и, позвонив по телефону, попросил принести сандвичи с индюшкой и пинту охлажденного на льду пива.

В ожидании ужина я вытянулся на кровати и подвел итог своей деятельности за прошедший день.

Во-первых, стало ясно, что я разворошил самое настоящее осиное гнездо. Теперь у меня были все основания опасаться не только за свое здоровье, но и за самою жизнь, если, конечно, мне не придет в голову отказаться от всей этой затеи.

Рано или поздно мне вновь придется встретиться на узкой дорожке с Херцем, и в следующий раз вряд ли удастся отделаться синяками и фонарем под глазом.

Если даже мне повезет и я сумею избежать повторной встречи с Херцем, оставался еще капитан Кетчен. Стоит ему заподозрить, что я продолжаю неофициальное расследование, и против меня вмиг сфабрикуют какое-нибудь липовое обвинение, чтобы упрятать надолго за решетку. Я отдавал себе отчет в том, что пребывание в городской тюрьме не пойдет на пользу моему организму.

Очевидно, что следует заручиться покровительством какой-нибудь влиятельной особы, но к кому конкретно обратиться за помощью, я не имел ни малейшего представления. Да и существовал ли в городе человек, более могущественный, чем Криди, который мог приказать полицейскому оставить меня в покое? Этот вопрос не давал мне покоя, но ответа на него я не находил.

Покончив с общими рассуждениями, я перешел к фактам, которые удалось установить наверняка. Во-первых, не осталось никакого сомнения в том что Криди нанял Джека. Во-вторых, коротышка миллионер финансировал кучу сомнительных заведений, владельцами которых числились гангстеры. В-третьих, он женат на любвеобильной красотке, и та изменяет ему с неким Жаком Трисби. В-четвертых, у него есть дочь Марго, живущая отдельно на бульваре Франклина, и которую он продолжает нежно любить.

Я достал телефонную книгу и, полистав, выяснил, что ее квартира находится в доме под йазванием «Франклин армз». Не успел я положить книгу обратно, как раздался стук в дверь и в номер вошел бой в каскетке и ливрее, нагруженный сандвичами и пивом. Он с присущим гостиничному племени любопытством уставился на мой подбитый глаз, но ничего не сказал — деликатность особого рода, которую я оценил высоко, поскольку вдаваться в подробности, как и за что получено боевое ранение, мне совершенно не хотелось.

Я слез с постели и, дав ему полдоллара на чай, уселся в единственное кресло и принялся за еду.