Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Замерзла? – спросил он заботливо.

– Нет, – сказала она, рассматривая его очень близко. – Как я могу с тобой замерзнуть. Ты такой… теплый и большой.

Клавдия не могла поверить в то, что лежит с ним в постели, гладит ногой его ногу и близко смотрит в серые, внимательные глаза. Что с ней будет, когда прекратится эта дурацкая слежка, – нет, эта чудесная слежка, спасибо тому, кто придумал последить за ней! – и Андрей выставит ее вон из своей квартиры и из своей жизни. Ведь не мог же он в самом деле внезапно, спустя десять лет в нее влюбиться!

– Ковалева, – сказал он задумчиво. Его большая рука гладила ее по голове, как маленькую. – В своей стиральной машине я нашел самодельную финку с наборной ручкой, в самодельных же ножнах. Можно узнать, что это такое?

Вот идиотка! Она забыла финку на его стиральной машине! В его присутствии она забывала обо всем на свете, не то что о каких-то дурацких финках!

– Это… моя, – пробормотала она, пытаясь рассмотреть выражение его лица. Все-таки она была беспризорником, нет, беспризорницей, а он вырос в благополучной и большой московской семье. Ей не хотелось посвящать его в тонкости детдомовского быта.

– Что твоя, я понял, – сказал он, – потому что она точно не моя. – Он перестал гладить ее по голове и подсунул руку под ее грудь, распластанную на его груди. У Клавдии по спине пробежали мурашки, и сразу стало щекотно и радостно где-то в глубине. – Ты ее всегда с собой носишь? Или только теперь стала?

– Она мне досталась по наследству, – сказала Клавдия неохотно, хотя он спрашивал вовсе не об этом. – От одной девчонки. Она несколько раз мне помогала. И спасала даже. Почему-то жалела, хотя мы вообще-то друг друга жалели мало. Ну вот… В общежитии финка мне очень пригодилась. Там разные придурки шлялись. Начиная от вьетнамцев и кончая работягами с ЗИЛа. Я их два раза этой финкой припугнула, а на третий они отвязались.

– Как ты их припугнула? – спросил Андрей, рука его замерла у нее на груди.

Клавдия тяжело вздохнула от воспоминаний.

– Ну… сказала, что со всеми сразу я, конечно, не справлюсь, но того, кто подойдет первый, – прирежу. Потом они, конечно, смогут сделать со мной все, что хотят, но одного-то я с собой заберу точно. Пусть выберут и решат, кого именно. С ножом обращаться я умею, реакция у меня хорошая, так что… Они оба раза пошумели, побузили и ушли…

– Высший класс! – сказал Андрей. – Первый сорт! Голливуд!

– Не злись, – попросила Клавдия и сделала попытку вытащить его руку. Она мешала ей и уводила мысли совсем в другую сторону. – Все обошлось, я жива и здорова…

– Да уж, – сказал Андрей, но руку не вытащил и только крепче стиснул грудь. – Теперь я буду за тобой смотреть. А то чуть что – ты за нож хватаешься. Нехорошо это, Клава. Неженственно…

Он сделал какое-то движение, всего только одно, и Клавдия оказалась прижатой к дивану.

Он не даст ее в обиду. Он защитит и спасет ее. Он уже очень много про нее знает, намного больше, чем знает она сама. Он будет с ней столько, сколько она пожелает. В конце концов именно о ней, оказывается, он мечтал всю свою мужскую жизнь.

Он был совершенно твердо уверен, что потеряет ее, как только она узнает то, что уже знал он.

Ольга позвонила часов в одиннадцать.

– Я только приехала, – сказала она злым голосом. – Ей-богу, в следующий раз в эти архивы сам поедешь. Подумаешь, какой начальник выискался, посылает нас туда-сюда, как лакеев…

– Не расходись, – приказал Андрей. – Где Мамаев?

– На Мамаевом кургане, – огрызнулась Ольга, но, так как Андрей молчал, добавила: – Домой поехал. Или ты думаешь, что он у меня ночует?

– Что у тебя есть? – Андрей покосился на Клавдию, которая деловито готовила запоздавший ужин.

У нее были розовые щеки, она все время улыбалась и, словно бы сдерживая себя, иногда нахмуривалась. Поверх вчерашней рубахи был повязан фартук, подол задрался немного, открывая длинные-предлинные ноги и кусочек выпуклой попки.

Андрей зажмурился и с грохотом переставил стул спиной к ней. Сердце колотилось, и руки были влажными, хотя он весь вечер пролежал с ней в постели.

– Да будешь ты слушать, что говорит тебе капитан Дружинина, или нет?!

– Оля! – повторил он, сердясь на себя. – Ты где?

– Я здесь, – сказала Ольга. – Я чайник ставила. Значит, так. Все правильно ты предполагал, они брат и сестра. Ну, то есть наш Мерцалов покойный и эта твоя аптекарша.

Андрей Ларионов предполагал нечто подобное уже довольно давно, но сейчас, когда подтверждение прозвучало так определенно, сердце у него сжалось.